Quantcast
Channel: Imago Dei...sub specie aeterni..mysterium tremendum...
Viewing all 177 articles
Browse latest View live

О психологии и религии в контексте детско-родительских отношений.

$
0
0
Отрывок о детско-родительских отношениях у Гессе и Юнгах. В нем хорошо описаны последствия авторитарного, хотя и строго религиозного (дал. верующим) воспитания, что приводит зачастую людей к психотерапевтам. Детские травмы приносят много негативных последствий, разрушают жизнь. Религиозным людям сложно отличить травму от человеческой слабости или греховности. Два эти чувства идентифицируются, срастаются, но не интегрируются, что вызывает боль переживания "не своего", "не себя". В религиозных семьях порой происходит двойной самообман. Если я человек религиозный, то, наверняка я делаю все правильно. Или, все не правильно. Но в любом случае могу компенсировать своим авторитаризмом (интериоризированную модель воспитания от своих родителей) обильным поучением из Библии или усилить количество религиозных практик. Скатывание в последнее часто происходит от бессилия устанавливать и сохранять отношения. Психотерапия для религиозного человека становится долгой и сложной, но это становится единственным путём, чтобы прийти к себе, а отсюда и реконструировать отношения к/с Богу/Богом (у Гордона Олпорта это хорошо описано).
А вот отрывка о Гессе и Юнге. "Что же было причиной того, что Гессе так долго и так интенсивно занимался психологией Юнга? Если внимательно взглянуть на процесс становления Гессе как художника и Юнга как ученого-психолога, то можно сказать, что их духовное и личное общение было задолго предопределено судьбой. На то было много причин, которые частично зависели друг от друга. Первое, что бросается в глаза, это некоторые биографические совпадения: оба происходят из определенных религиозных семей протестантского направления; Юнг был сыном пастора, Гессе – сыном миссионера. Оба прошли в родительском доме через строгую, этико-религиозную школу воспитания по совести и были этим тяжело травмированы. Герман Гессе описал эти методы воспитания в своей повести «Душа ребенка» и во вводной части к «Демиану», но умолчал при этом, что непонятливые родители в своем религиозном безумии сломить до конца волю строптивого сына довели его до психиатрической лечебницы и практически до попытки самоубийства. Примерно также, хотя и не столь драматично, протекало детство К. Г. Юнга. 


В своей автобиографии он описывает, удивительнейшим образом не осознавая основополагающего значения этого опыта для всей своей дальнейшей жизни, глубокое чувство вины и комплекс неполноценности, от которого страдал ребенком: «Я ощущал также свою неполноценность... Я – дьявол или последняя свинья, думал я, одним словом, отбросы общества. Чем сильнее были мои ощущения собственной неполноценности, тем меньше я понимал, что такое милость Божья. Я никогда не был в себе уверен. Когда однажды моя мать сказала: Ты был всегда хорошим мальчиком, – я этого вообще не понял. Я и хороший мальчик? Это было для меня новостью. Я всегда думал, что я испорченный и неполноценный человек».

Цитируемый отрывок: из статьи: Доклад Гюнтера Баумана на 9 Международном коллоквиуме, посвященном Гессе, Кальв, 1997 - https://www.hermann-hesse.de/files/pdfs/ru_lebenskrise.pdf

"Травма как исторический парадокс".

$
0
0

«Пока живо человечество, оно должно сохранять память своих предков для того, чтобы оставаться человечеством, не стать людьми без памяти, из которых легче сделать рабов» -Night of Stone: Death and Memory in Twentieth-Century Russia-



«Память должна работать на границе между личностью погибшего и жизнью, обезображенной смертью» - Дорис Сальседо-

«Но ведь есть люди, для которых травма – это обычное состояние, так сказать, образ жизни. [...] Этим людям негде спрятаться от травмирующих переживаний. Они даже не могут сказать, что их преследуют призраки пережитого, поскольку прожитое отнюдь не стало призраком, оно никуда не ушло… Самое ужасное в их положении, это перманентный характер травмы».
Славой Жижек



В последнее время все чаще говорят о "психологической травме", "ПТСР" (пост-травматическом стрессовом расстройстве), "остром стрессовом расстройстве", меньше о "травме культур"и о психологической травме связанной с нарушением человеческого достоинства (так называемой "слепой травмой") т.д. Однако можно сказать, что достойной литературы на украинском и русском языке посвященной разным аспектам травмы не так много. Я бы хотел перечислить некоторые книги и авторов, которые могут оказать полезными:
1. Кэтрин Мэрридэйл (Catherine Merridale)http://www.amazon.com/Catherine - http://www.amazon.com/Catherine-Merridale/e/B001H6TZCA/ref=dp_byline_cont_book_1 - историк, училась в Москве; ее материалы приоткрывают завесу той культуры, которую породила советская система (отношение к душевнобольным, отношение к переживанию горя, отношению к тому, чтобы говорить о своих собственных проблемах); 


2. Кэти Карут (Cathy Caruth) - историк, культуролог, занимается травмой, она один из наиболее известных специалистов в этой области, она окончила Йельский университет, преподает в Корнелльском университете. Автор анализирует травму не только как единовременное событие, резко изменившее жизнь человека, но и как процесс, который продолжает влиять на отношение людей к их прошлому, настоящему и будущему. Книга автора на русском языке - Травма:пункты: Сборник статей / Сост. С. Ушакин и Е. Трубина. М.: Новое литературное обозрение, 2009. - 936 с. По мнению авторов сборника, травму невозможно свести только к акту нарушения - или даже полного разрушения - привычного образа жизни и сложившихся моделей самовосприятия. Травмирующей оказывается тщетность попыток сформулировать приемлемые причины этого неожиданного разрыва ткани социальной жизни. В разных контекстах и с помощью разных подходов авторы сборника демонстрируют способы, с помощью которых люди учатся жить с травмой - не подавляя и не вытесняя ее негативное воздействие, но находя для нее место в своей судьбе и в истории своей жизни. 

3. Мороз О. и Суверина Е. "Trauma studies: История, репрезентация, свидетель".  В статье рассматривается понятие «травмы», нередко провоцирует нас на рассуждения о trauma studies как попытке менторского создания «области не только допустимого, но и желаемого дискурса в рамках академии и за ее пределами» (http://magazines.russ.ru/nlo/2014/125/8m-pr.html).

4. Герман Джуд "Психологічна травма та шлях до видужання?". Данная книга считается классической по травме. Написана доступно и понятно. В данной книге рассматриваются разные аспекты травмы. 

Даже если обзорно почитать вышеперечисленные книги, посмотрев библиографию на которую ссылаются авторы, то можно задаться простым вопросом о том, "почему же в нашем обществе так мало исследований, так мало рассмотренная тема травмы?". Отчасти вышеприведенные книги говорят о том, что травма - это не только психологический парадокс, как писал об этом Фрэйд, но и исторический. Человек, который живет в травмированной культуре, для которой норма - это патология, не может не считать не норму нормой. Если с детства ребенка не любили, не давали ему должного уважения, не проявляли к нему любовь, этот то ребенок усваивает ("интериоризирует") эти "нормы", а затем и воспроизводит во взаимодействии с окружающими, а затем и в своей семье. Травму, в результате депривации (лишения) человеческого уважения, не возможно отделить от себя самого, потому что эта травма уже является той реальностью в которой живет этот человек. Известно, например, что "травма воздействует непосредственно на структуры мозга, которые отвечают за развитие специфических высших функций. Она затрагивает отделы мозга, отвечающие за установление близких, интимных и теплых отношений, за регуляцию аффекта и за определенные аспекты познавательной деятельности".

     Мы не можем игнорировать то, что после Второй мировой войны психоаналитики обратили внимание, что дети жертв Холокоста оказываются плохо адаптированными. Особенности их поведения и самочувствия позволили в итоге говорить о межпоколенческой травме, создаваемой травмированными родителями у детей, рожденных после катастрофы. Травма создает определенные психические состояния, нарушающие социальную и эмоциональную адаптацию. Катастрофа, пережитая родителями, отзывается тем или иным дефицитом в поколении детей.

       Я задавался вопросов о том, как может женщина терпеть побои мужа тогда, когда он ее избивает в течении многих лет; как может ребенок терпеть повторяющиеся моральное насилие со стороны родителей и постепенно переходя в состояние, когда требуется вмешательство не только психологов, но и психиатров; как может женщина терпеть неуважение, постоянные издевательства и унижения от мужа. Эти парадоксы становятся понятными лишь при понимании природы психологической травмы, а также нейропсихологических механизмов.    

       Парадокс насилия также как и парадокс добра, - это глубоко скрытый механизм в коллективном бессознательном, который "превращает"норму в патологию создавая тем самым исторический парадокс состоящий из парадоксов индивидов. Особенностью травмированных людей является то, что они не могут понять и осознать свою травмированность.

Trauma studies: История, репрезентация, свидетель.

$
0
0
Опубликовано в журнале:
«НЛО» 2014, №1(125)

Trauma studies: История, репрезентация, свидетель.



The truths we respect are those born of affliction.
SusanSontag, «Simone Weil»
Введение
Сегодня в пространстве постнеклассического социогуманитарного знания все большую роль играют сложные, полидисциплинарные типы речи и письма, условием существования которых выступает способность актуализации мучительного прошлого. Аналитика травмы, или trauma studies, представляет собой один из междисциплинарных способов «номинализации», говорения о событиях заведомо болезненных и зачастую закрытых от прозрачной манифестации и артикуляции. Востребованность психоаналитических, исторических и визуальных исследований, базирующихся на тех или иных аспектах понятия «травмы», нередко провоцирует нас на рассуждения о trauma studies как попытке менторского создания «области не только допустимого, но и желаемого дискурса в рамках академии и за ее пределами»[1]. В этом обзоре мы постараемся разобраться: действительно ли изучение «травмированного» сознания, опыта отсылает к интенциональным особенностям лакановского властного господина знания, или научная и художественная аналитика множественных травм, скажем, XX века является в первую очередь этически необходимой попыткой объективной регистрации и одновременно личного свидетельства об «ужасном», «невообразимом»?
В одной из первых работ, непосредственно посвященных trauma studies, профессор Йельского университета Шошана Фелман назвала XX век посттравматическим, говоря о том, что основная дискурсивная модель, которая априори ему присуща, – свидетельство[2]. Эта работа, написанная совместно с профессором медицины Дори Лауб и опубликованная в 1992 году, поставила перед научным сообществом сложные вопросы, неразрешенные до конца и сейчас. Что представляет собой свидетельство о травматическом событии? Каким образом факт свидетельства, понимаемый авторами не только в терминах сугубо юридического дискурса, связывает между собойгибкую историческую ткань, непредставимую сегодня без «прозы, выстраданной как документ»[3], и жесткие нормы медицинского освидетельствованияпострадавших?






Наличие этих вопросов, на которых не существует окончательного ответа, неизбежно приводит к известным трудностям, с которыми сталкивается каждый критик, стремящийся проанализировать нарратив о произошедших катастрофах. В то же время сегодня такие понятия как «свидетельство», «посттравматический стрессовый синдром» и «историческая травма», предложенные Фелман, Лауб и их коллегами для исследования историко-культурного состояния сообщества, уже широко используются учеными. Благодаря гетерогенности аналитической оптики направление trauma studies называют одним из самых динамичных разделов гуманитарных наук в последнее десятилетие XX века[4]. Работы же некоторых исследователей – Ш. Фелман и Д. Лауб[5], Е.А. Каплан[6], Дж. Александера, Э. Сантнера[7], Д. Ла Капры[8], К. Мерридейл[9], С. Ушакина[10], О. Бартова[11], Дж. Митчелл[12], М. Липовецкого[13], К. Карут[14], П. Штомпки[15]– уже стали классическими текстами по теории травмы и способам ее репрезентации.
Интерес к изучению природы травмы и насилия как в отечественной, так и в мировой культуре, бывший ранее довольно маргинальным явлением, становится все более заметен и в России. В значительной степени рост заинтересованности в обсуждениях этой проблематики спровоцирован переводами некоторых ключевых текстов[16], публикацией во многом программного и репрезентативного сборника «Травма:пункты» под редакцией С. Ушакина и Е. Трубиной[17]. Легитимацию trauma studies как пространства критического осмысления постсоветского, судя по конференционной активности одного только 2013 года, можно считать состоявшейся[18]. Однако, несмотря на такой ажиотаж, о теоретических и методологических аспектах этого направления исследований по-русски написано немного. В этой ситуации междисциплинарность trauma studies, предполагающая наличие множества исследовательских инструментов, приводит к терминологической путанице, требующей некоторой расшифровки.
Клиника и критика: травма, ПТСР и история
Trauma studies как научное направление представляет традицию изучения культуры XX века в категориях «философии безумия»[19]. Так, по мысли авторов, тяготеющих к интересующей нас логике, жизнь в любом закрытом и несвободном сообществе представляет собой неизменное травматическое положение вещей[20], а субъекты такого сообщества находятся в состоянии постоянного посттравматического невроза. Раз так, то понятно, почему и для «клиницистов» (психоаналитиков, психиатров, патопсихологов), и для «критиков» (постфрейдистов, постструктуралистов, антипсихиатров и прочих представителей гуманитарного знания) исследовательский интерес на протяжении более полувека представляет не только и не столько психологическое состояние отдельно взятой личности, пережившей какое-либо страшное событие, но в целом состояние социума, ответившего на освобождение концлагерей, катастрофы, мировые и локальные войны нормализацией травмы как элемента повседневной реальности.
В медицинском дискурсе, связанном с созданием психиатрических клинических типологий, довольно давно существует интерес к такому болезненному состоянию личности (и общества), которое можно назвать «военным неврозом»[21], или посттравматическим стрессовым синдромом (ПТСР, posttraumatic stress disorder). ПТСР свидетельствует о психологическом расстройстве личности, полученном в результате сильного потрясения (угроза смерти, военные действия, катастрофы), которое невозможно осмыслить и принять даже постфактум. Изучение симптомов ПТСР позволяет оценить характер и масштабы психологических травм, и такой анализ оказывается полезен как для практикующих медиков и психологов, так и для историков, интересующихся символическими «ранами» прошлого и их следами в настоящем.
Несмотря на то что еще в период Первой мировой войны психиатры наблюдали, например, синдром «тревожного сердца», возникающий как проявление стресса после бомбовых ударов, активные медицинские исследования ПТСР начались во время Вьетнамской войны. Тогда ряд американских психиатров столкнулся с тем, что солдаты, прошедшие боевые действия, были не в состоянии вернуться к нормальной повседневной жизни. Большинство из них не справлялись с полученными психологическими травмами, становились наркозависимыми, безработными, бездомными, вели себя агрессивно и фактически отказывались от социализации[22]. Спустя 25 лет после открытия указанного симптомокомплекса Международная классификация болезней (МКБ-10) пополнилась номером F43.1, и ПТСР (или «травматический невроз») оказался признан психическим заболеванием[23].
Стоит отметить: задолго до определения и фиксации новой формы дисбаланса человеческой психики и ментальных нормативов сообщества, в конце XIX века, уже предпринимались попытки установления травматической природы невротических расстройств. Зигмунд Фрейд и Йозеф Брейер, работая с истериками, заметили, что источником неврозов всех их пациентов были события, которые эти пациенты не хотели или не могли вспомнить, но, увы, вынужденно «проживали» снова и снова[24]. В дальнейшем Фрейд развил это определение, изучая случаи военных неврозов у солдат, вернувшихся после Первой мировой войны[25].
Согласно его теории, травма есть «ранее пережитые и позднее забытые впечатления, которым мы приписываем большое значение для этимологии неврозов»[26]. Если источником истерического расстройства в любом случае служит чрезвычайно сильное возбуждение извне, то травмой стоит считать нарушение механизмов защиты от раздражения разного генезиса, которое выражается в образовании «навязчивых» мнемонических следов. «Фрейд ставит под вопрос первооснову травматического события, доказывая, что ею является не опыт сам по себе, действующий травматически, а последующее возвращение в виде воспоминания»[27]. Место травмы находится где-то между прошлыми событиями и последующим развитием болезни, в самом факте невыразимых воспоминаний, бессознательных фиксаций, навязчивых повторений и нежеланных флешбэков.
Подчеркнем, что психиатры, работавшие над определением симптомов ПТСР и способами лечения расстройства, так или иначе продолжили традицию Фрейда. Например, Жак Лакан, предложивший триединую концепцию регистров реальности (Воображаемое–Символическое–Реальное)[28], говорил об изначально травмогенном характере культуры. Ее опасность, по его мнению, состоит в том, что она включает в себя не только познаваемую человеком повседневность, но и никогда не постигаемые экстремальные импульсы и стремления. Эти точки экстремума необходимы человеку как опыт крайних, никогда не воспринимаемых до конца состояний, опыт радикальных нарушений, маркирующих a contrario «нормальное» состояние культуры. Но по этой же причине они крайне опасны. Если культура характеризуется наличием элементов, сопротивляющихся символизации, то логично предположить, что она всегда может выступить источником сильнейших потрясений, к которым человек не готов ни социально, ни психологически, ни цивилизационно. Столкновение с этим «экстремальным» полюсом культуры и порождает травматический невроз.
Важно отметить и другие способы влияния патопсихологических рассуждений на аналитику травмы. Слова вокабуляра медицинско-биологических наук (нейрофизиологии и др.) – афазия, амнезия, речевые персеверации, психотравмирующие ситуации – до сих пор довольно часто актуализируются в общих для «теории травмы» дискуссиях[29].
Итак, стоит признать: выводы Фрейда и его последователей были экстраполированы на обсуждения природы социокультурной травмы. Так, историки вынужденно признавали, что травмой может оказаться любое событие, произошедшее на мгновение раньше, чем это необходимо для того, чтобы стать частью нашего полноценного опыта[30]. Следствием становится символическая недостаточность и невозможность изложения истории того, что произошло, разрыв пережитого и его понимания, непроговаривание / молчание свидетеля, которое до сих пор ставит trauma studies под угрозу делегитимации.
Результативные исследования травмы и ее мощного влияния на социально-исторические и ценностные конструкты общества опирались не только на размышления Фрейда, но и на анализ событий и реалий Второй мировой войны, а также на изучение последствий «окончательного решения еврейского вопроса», Холокоста. Параллельно с выявлением симптомов ПТСР у солдат, прошедших боевые действия, проводилась активная работа с выжившими узниками концентрационных лагерей. Медики стали сравнивать клиническую картину пациентов с «вьетнамским синдромом» (позже ПТСР стал фигурировать в публицистике под названием «афганский» или «чеченский» синдром) и накопившиеся к тому моменту устные и письменные рассказы (в том числе литературные произведения) жертв концлагерей[31]. В результате этой работы было выявлено 27 общих симптомов «травматического невроза», которые легли в основу классификации ПТСР как психического расстройства. В дальнейшем ПТСР часто будет появляться в работах исследователей, которые используют термин для демонстрации неспособности того или иного социума к выработке способа рационализации и артикуляции произошедших трагедий.
В начале 1990-х годов, как уже упоминалось выше, благодаря исследованиям Фелман, Лауб и Карут появился термин «историческая травма». В результате внутри trauma studies был разработан ряд определений и характеристик, который позволил говорить о травме (травматическом опыте) как о событии социокультурной и исторической реальности. Интерес к исторической травме как к комплексу концептуальных установок для исследования состояния сообщества серьезно возрос после событий 9/11[32]. Представители различных гуманитарных направлений после падения башен-близнецов вернулись к идее, которую впервые озвучила Фелман: необходимо пересмотреть сформировавшиеся критические подходы к анализу медиа и вообще социума[33]. Чтобы иметь возможность преодолеть историческую травму, нужно заново взглянуть на особенности национальной истории и способы самоидентификации, существовавшие до 9/11.
История по ту сторону травмы:
индивидуальный травматический опыт и историческое событие
Впервые исторический процесс и его взаимоотношения с травматическим опытом рассмотрел Фрейд в последней работе «Человек по имени Моисей и монотеистическая религия». Он писал ее на протяжении четырех лет, с 1934-го по 1938 год, первые две части в Вене, последнюю – уже в эмиграции в Лондоне. По сути, эта работа стала для него моментом самоидентификации в роли маргинала, человека, которого лишили прав и гражданства из-за его расовой принадлежности.
Кэти Карут, разбирая исследование Фрейда, подчеркивает, что его книга сама по себе кажется определенным местом травматического («site of trauma»), его фиксацией. Такое замечание закономерно, поскольку сам Фрейд, рассказывая историю книги, признавался, что работа фактически писалась дважды: сначала ее пришлось прервать из-за вторжения нацистов в Австрию, затем – из-за аншлюса Австрии, вынудившего ученого эмигрировать. Таким образом, исследование психоаналитика уже предстает как след, как определенный исторический акт, в первую очередь связанный с его собственной травмированной личностью.
Более того, по мнению Карут, центральным элементом работы Фрейда является понимание сути «исхода (leaving) и возвращения» – событий, конституирующих историю еврейского народа и всех его представителей. Как исход из Египта, формирующий символическое значение еврейской истории, являлся радикальным разрывом с прошлым и точкой основания истории народа[34], так и эмиграция самого Фрейда превратила его в маргинала, отчужденного национальным политическим режимом, и в то же время освободила «от страха вызвать моей публикацией запрет психоанализа там, где его еще терпели»[35].
Ключевым для книги Фрейда стало понимание современности через травматический опыт истории. «Вопрос, в рамках которого Фрейд выстраивает свой текст и в дальнейшем объясняет историческую ситуацию еврейского народа и свое участие в ней как еврейского автора, [заключается в следующем]: чтó представляет собой история культуры и как она соотносится с политикой, неразрывно связанной с экстрадированной нацией»[36]. Исследуя влияние травматического на процесс истории, Фрейд придает ему всеобщий характер: «по моему мнению, здесь сходство между индивидом и массой почти полное, хотя впечатление от прошлого сохраняется в виде бессознательных следов памяти»[37].
Согласно его размышлениям, одним из самых значительных моментов в еврейской истории является не обретение свободы, а вытесненное воспоминание об убийстве Моисея и создании «нового» монотеизма. Фрейд предположил, что в результате действия механизма вытеснения в исторической памяти египтянин Моисей, исповедовавший жесткий монотеизм, выведший иудеев из Египта и убитый в ходе восстания, по прошествии двух поколений «слился» с фигурой другого Моисея – жреца вулканического бога Яхве. История евреев представляет собой акт повторения: вытеснение деяний Моисея и их возвращение, но уже в несколько измененной форме, породившей двойственность. «Две народные массы, соединившиеся для образования нации, два царства, на которые распалась эта нация, два имени бога в библейских первоисточниках, <…> два вероисповедания, первое из которых вытесняется вторым, а позднее все же победоносно выходит из-за него…»[38]
Также важным для понимания исторического процесса, с точки зрения Фрейда, оказывается эффект повторения, возврат вытесненного (в данном случае – воспоминания о Моисее-египтянине), представляющий собой след произошедшего. В практике наблюдения невротиков психиатры фиксируют: между возвратом вытесненного (появлением первых симптомов травматического невроза) и самим болезненным событием лежит так называемый «инкубационный период», или период латенции. Продолжая эти размышления в духе психоисторического исследования, Фрейд говорит:
Невзирая на основательные различия двух случаев (индивидуальной травмы и исторической. – О.М., Е.С.), в одном пункте все же существует сходство между проблемой травматического невроза и проблемой иудаистского монотеизма. А именно в особенности, которую можно назвать «латенция». Ведь, согласно нашему обоснованному предположению, в истории иудаистской религии после отказа от моисеевой религии, безусловно, прошло долгое время, когда не осталось и следа монотеистической идеи[39].
Кэти Карут утверждает, что и фрейдистская история евреев, и собственная биография Фрейда могут быть раскрыты через призму травматического опыта[40]. По крайней мере, отсылка к травматическому характеру произошедшего дает нам иное понимание исторических трактовок: событие приобретает свое значение постфактум, когда проходит латентный период и выявляются отчасти неосознаваемые последствия. В таком случае исторический опыт вынужден базироваться не на непосредственно произошедшем, а, как утверждал Вальтер Беньямин, на его актуальной репрезентациив другом настоящем[41].
Как писал Морис Бланшо, любой, даже внутренний, опыт с необходимостью обращен к Другому[42]. Раз так, то и историческая сущность травматического опыта, в наиболее общем виде неразрывно связанного со сложностями любой коммуникации, «состоит в том, что события только тогда приобретают исторический статус, когда они включают в собственное пространство других»[43].
Фигура свидетеля:
опыт репрезентации невспоминаемого воспоминания и забытого незабываемого
Nobody meets anyone in Shoah.
I’ve already said this, but there is a corroboration in spite of this – I make them meet.
They don’t meet actually, but the film is a place of meeting.
Claude Lanzmann, Seminar at Yale, April 1990
Прежде чем переходить непосредственно к проблеме медиа- и арт-репрезентации травматического опыта, остановимся на фигуре свидетеля, т.е. проводника памяти, и, соответственно, на ее элементах, связанных с исторической / культурной травмой.
Свидетель, вольно или невольно примеряющий на себя стратегии письма, всегда становится автором, чья власть держится на власти языка как на важнейшей форме дисциплинирования. Как писал в книге «Канувшие и спасенные» (1986) Примо Леви, итальянский писатель еврейского происхождения, переживший Холокост:
Я хотел все видеть, все пережить, все испытать и сохранить все в себе(курсив наш. – О.М., Е.С.). Но зачем, если я все равно никогда не смогу прокричать миру, что спасся? Просто затем, что я не собирался самоустраняться, не собирался уничтожать свидетеля, которым могу стать[44].
Как видим, акт говорения о пережитом сопряжен с высокой степенью ответственности. В то же время свидетель массовых катастроф XX века порожден тоталитарной культурной средой, а тоталитаризм, как мы помним по размышлениям Ханны Арендт, развивается там, где существуют массы, т.е. «люди, которые в силу либо просто их количества, либо равнодушия, либо сочетания обоих факторов нельзя объединить ни в какую организацию, основанную на общем интересе»[45]. Нельзя не признать, что эта точка зрения Арендт, при правомерности допущенных замечаний, основана на ряде обобщений относительно природы тоталитаризма и от того, позволим себе заметить, выглядит как некая редукция. Впрочем, размышления о различиях тоталитарных режимов XX века уже нашли достойных исследователей[46]– для нас же важнее увидеть их сходство, определяющее возникновение свидетельских показаний. Оно лежит в характеристиках массы, которая в любом тоталитарном обществе по большей части неинициативна, с политической точки зрения девственно чиста и спокойно воспринимает новые предлагаемые методы «окончательного решения» всех вопросов. Масса – достойный объект «дисциплинарной власти», совокупность так называемых «послушных тел»[47]. Это аполитические существа, некритически относящиеся к спускаемым сверху инвективам.
В пространстве этого инфантильного непротивления рождается массовость террора. Так возникает порочный круг: свидетели «здесь и сейчас» необходимы, чтобы оставить алармистское предупреждение о последствиях культурного нигилизма и аутизма. Однако они появляются в количестве, позволяющим им быть услышанными, лишь при разворачивании катастроф, возникновение которых возможно только на фоне потрясающей пассивности общества.
Кроме того, свидетельства катастроф XX века – это речь о «невозможном», «непредставимом», письмо-препятствие для забвения («Такого не должно было случиться!»), даже если мы настаиваем вслед за Арендт на банальности породившего эти катастрофы зла. Но если описание травмы осуществляется как дескрипция чего-то невозможного, то не исчезает ли травма из сферы общественной ответственности? Представая в виде некоего «идеального события», не становится ли она недоступна повседневному восприятию, не противится ли она пониманию? А если рассказывающий готов признать преемственность культуры и травмы, то не будет ли его история построена по готовым лекалам, не будет ли травма нерефлексивно мифологизирована?
Ситуация осложняется и тем, что на весах различных тоталитарных культур XX века оказываются не только более или менее похожие, в большей или меньшей степени согласные «мы», которые конструируют практики нормализации посредством свидетельств. В противовес им существуют Другие, максимально отдаленные от «нас» чуждостью своих суждений, обычаев, привычек. Самой этой «инородностью» они опрокинуты в «чистую» травму, не прикрываемую ложными дисциплинирующими конструктами. Они настолько далеки, что становятся абсолютно невыразимы и неразличимы. Невозможно даже объявить политику их изъятия из общества – настолько они из него уже исключены. Так рождается жертва – тот, чья боль для нас нейтральна, тот, зло по отношению к которому не будет выглядеть чем-то демоническим, уникальным[48]. Жертва – это тот, кто легко подвергается растрате для всеобщего блага, тот, чья жизнь – лишь потенциальна.
Шансы нащупать травматическое событие в пространстве культурной памяти в опоре на свидетельства жертв стремятся к минимуму: свидетельствуют всегда только выжившие, а не те, кто испытал максимум мучений. Свидетель – это чаще всего тот, кто оказался в какой-то степени более удачливым, чем тот, кто не выжил. «Расходный материал» истории, доходяга ГУЛАГа или «мусульманин»[49]Освенцима не говорит.
Однако в любом случае свидетельство ценно тем, что оно отличается от нарративов с убаюкивающими идеологическими интонациями. В пространстве коллективной памяти оно располагается между двумя полюсами не профанирующих мнемонических стратегий, обозначенных историком Домиником Ла Капра как отыгрывание (acting out) и проработка (working through)[50].
Отыгрывание присуще текстам памяти. Письмо, использующее эту стратегию, переносит проблему в дискурс, в котором происходит постоянная ресемантизация и реактуализация переживаний. Так, многочисленные «первичные» и «вторичные» свидетели, сформировавшие архив карнавальных художественно-литературных высказываний о травме, пользуются разными языками, вокабулярами, работают с гетерогенной системой ссылок. Репрезентация травмы в данном случае может осуществляться посредством «работы скорби»[51], т.е. путем привыкания к реальности травмы при ее припоминании в «диагностических» дозах, или же методами «нарративного фетишизма» (термин Эрика Сантнера), работающими на уничтожение следов травматического события и развенчание самой потребности в скорби путем симуляции состояния целостности культуры.
Проработка, в свою очередь, выглядит более идеальным, а потому и менее частым явлением. Она связана не столько с переосмыслением травмы и репрессий, сколько с прорыванием стереотипов и созданием новой реальности. Это не тексты памяти, но тексты о памяти[52]. Для проработки необходимо осуществившееся усвоение травмы, выражающееся не только в создании физических объектов, с помощью которых фиксируется память о катастрофических событиях. Проработка – принципиально незавершимый процесс, который возможен в культуре, каждый носитель которой осознает ее континуальность и свою ответственность перед этой континуальностью.
Пространство письменных свидетельств, как замечала Сьюзен Сонтаг в одной из своих последних книг «Смотрим на чужие страдания», представляет собой особое дискурсивное пространство, легитимное для определенной, понимающей, аудитории[53]. Такая память – всегда играна знакомом поле, среди знакомых знаков и символов. В то же время медиафиксация событий, которые «привилегированные и просто благополучные люди, возможно, предпочли бы не заметить»[54], по природе своей объективна (например, фотоснимок – механическая запись реальности). Тот факт, что та же фотокарточка есть авторское свидетельство о реальности, еще больше легитимирует медиарепрезентацию как актпамяти-проработки: это высказывание, предназначенное для всех, но отсылающее к конкретным и в то же время требующим постоянного развития нормам проблематизации травмы.
Еще до Сонтаг косвенно доказал успех медиарепрезентации в сравнении с другими формами свидетельств Беньямин. Изучая практики модерна и их шоковый эффект, немецкий философ пришел к выводу о том, что модерные изобретения позволили остановить поток времени, зафиксировать то, на что никто не обращал внимания, что было скрыто в ритме городской жизни. Беньямин назвал этот эффект «оптическим бессознательным»[55]. Он лучше всего воспроизводился в фотографиях, которые становились способом трансформации шока в «чистое повторение», в визуальную репрезентацию опыта модерна. «Одним нажатием пальца событие запечатлевается на неограниченное время. Аппарат, так сказать, сообщает моменты посмертного шока»[56].
Так техническое изобретение, прежде всего фотография, становится фиксацией следа[57], непроизвольной памяти (прустовское понятие «memoire involuntaire»), мнемоническим средством, пришедшим на смену долговременному опыту запоминания (так называемой «долгой памяти» – Erfahrung), являвшемуся базисом традиционной культуры. Оно спекулирует с чувством дистанции, предлагая «власть близости» прошлого в факте воспроизводимости визуального образа, где происходит разрушение ауры. Технические изобретения модерна, согласно Беньямину, трансформируют само понимание истории. В эссе 1936 года «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» он указывает на фотографии Атже, которые «превращаются в доказательства, представляемые на процессе истории»[58]. Итак, камера, опосредуя исторические события, расширила границы сознательного восприятия, став посредником, репрезентирующим опыт восприятия современности в двух направлениях: 1) как своего рода защитный экран, превращающий шоковый опыт модерна в упражнение, 2) как средство проработки и регистрации травматического опыта индивида вне индивидуального сознания в виде исторического события.
Размышления Беньямина легли в основу теоретических установок trauma studies в области работы с визуальной репрезентацией того или иного травматического события. С точки же зрения производителей медиаконтента серьезным подспорьем для актуализации trauma studies стал вышедший в 1985 году фильм Клода Ланцмана «Шоа», который продемонстрировал способность кинематографа выполнять функции медиа с расширенными полномочиями свидетельства[59].
Целиком построенный на названной выше исторической апории вспоминания о невспоминаемом[60], этот фильм, по словам Фелман, стал «возвращением взгляда»[61]. По ее мнению, «Шоа» как арт-репрезентация занимает место самого свидетельства: «Фильм берет на себя ответственность за свое время, постулируя важность нашей эпохи как времени свидетельствования, как времени, в котором сам процесс свидетельствования испытал на себе (undergone) травматический опыт»[62].
Факт репрезентациистал историческим актом, актом представления истории как актуального события здесь и сейчас.Применяя метод съемки крупным планом, создав нарратив из серии видеоинтервью, Ланцман, по мнению Лауб, постарался решить апорию свидетельства, эмоционально вовлекая зрителя в переживания героев. Камера превращает зрителя в воспринимающего актора, наблюдателя[63], заставляя его сопереживать дискурсивной несостоятельности рассказчика. Аудитория Ланцмана никогда не сможет стать современниками обсуждаемой трагедии, но она может стать носителями памяти о ней, ее истории здесь и сейчас.
Кино Ланцмана выполняет важнейшую функцию: оно трансформирует личное свидетельство в десубъективированную способность видеть. Как пишет Елена Петровская:
Ланцман делает так, что эта невозможность (понимания исторической травмы концлагерей. – О.М., Е.С.) приходит к зрителю как знание, в которое он включен не теоретически, иными словами, которое он должен разделить с другими (курсив наш. – О.М., Е.С.). Именно поэтому оборотной стороной речи, звучащей в фильме, становится молчание – не результат переживаемого потрясения, а шрам, рассекающий речь[64].
Если Холокост, как пишут историки, – это «событие без свидетелей»[65], а концлагерь – «латенция», не-место, где «ничего нельзя было увидеть» (комментарий Ф. Сухомеля о работе лагеря смерти в Треблинке в «Шоа»), то медиа, использующие определенные особенности техники, могут выступать «необходимой предпосылкой для того, чтобы “ухватить” воспоминание <…> и достаточно часто именно медийные события служат толчком к появлению целого пласта воспоминаний, как и самого желания выступить свидетелем»[66].
Завершая рассуждения об арт-репрезентациях теории травмы, отметим: каждый исследователь, пишущий о «Шоа», непременно в своей работе обращает внимание на титры в первые минуты фильма, которые наполнены символическим возвращением в события сорокалетней давности:
История начинается в современном польском городе Хельмно-на-Нарве <…>. Именно в Хельмно 7 декабря 1941 года впервые для уничтожения евреев был применен газ. Из 400 000 мужчин, женщин и детей, привезенных сюда, только двое остались в живых. <…> Сребник, оставшийся в живых на последнем этапе, был мальчиком 13,5 лет, когда его привезли в Хельмно. <…> Я нашел его в Израиле и уговорил бывшего мальчика-певца вернуться со мной в Хельмно.
Этот жест режиссера по визуализации теоретических концепций исторической травмы имеет почти психоаналитический статус, напоминая о фрейдовском отчуждении, о возращении вытесненного. Это фильм-свидетельство, «снятый почти без архива»[67], сам является моментом возвращения или, как говорил Ланцман, реинкарнацией, восстановлением возможности ответственного вспоминания[68]. Потому и неудивительно, что через интерпретацию «Шоа» историки и философы старались взглянуть на социальные функции кино как 1) особой культурной практики, вырабатывающей формы взаимоотношения с историческим прошлым, и 2) опыта по осознанию проблем, лакун и боли коллективной идентичности.
Послесловие: Как конструируется (культурная) травма?
Обсуждение Холокоста как великой трагедии XX века, по мнению социолога Йельского университета Джеффри Александера, спровоцировало многочисленные попытки создания объяснительных нарративов. При этом психоаналитическая и адорнианская модели осмысления этого события Александером рассматриваются как изводы «популярной теории травмы» («lay trauma theory»), которые, несмотря на серьезное влияние на все последующие стратегии изучения, к несчастью, нивелируют чрезвычайно важный вопрос интерпретативной разметки, посредством которой конструируется набор «травматических» фактов[69].
С точки зрения Александера, травма не является чем-то имманентно присущим обществу, она всегда конструируется им самим как часть коллективной культурной целостности, как культурное измерение социальных кризисов:
Культурная травма имеет место, когда члены некоего сообщества чувствуют, что их заставили пережить какое-либо ужасающее событие, которое оставляет неизгладимые следы в их групповом сознании, навсегда отпечатывается в их памяти и коренным и необратимым образом изменяет их будущую идентичность. <…> Травма не является результатом того, что некая группа людей испытывает боль. Она есть результат острого дискомфорта, проникающего в самую сердцевину ощущения сообществом собственной идентичности[70].
Травматический статус события обретают, причем, по мысли социолога, не благодаря их фактической вредности или их объективной резкости, но благодаря тому, что полагают, что эти явления резко и пагубно повлияли на коллективную идентичность. <…> Под вопросом оказывается не стабильность сообщества в материальном или поведенческом смысле <…>. Скорее, на карту поставлена идентичность сообщества, его стабильность в отношении смысла, а не действия[71].
Это замечание поддерживается и философами истории. В частности, Франклин Рудольф Анкерсмит в работе «Возвышенный исторический опыт» фиксирует возможность ситуации, при которой наше отношение к коллективному прошлому может порой заставить нас частично отречься от него; то есть отделить часть нашего исторического прошлого от <…> нашей коллективной исторической идентичности. <…> Значит, в такие моменты <…> наша идентичность определяется теперь отказом от прежней идентичности[72].
В этой ситуации свидетель, который, как мы писали выше, демонстрирует единственно возможный и одновременно невозможный способ историзации события, необходим как фигура переводчика, какусловие возникновения репрезентации, позволяющей как минимум указать на след, возможность возвращения вытесненного воспоминания[73].Именно свидетель, при всей ничтожной результативности его повторяющегося письма и речи, возвращает обществу способность смотреть на произошедшее и задаваться вопросом: а как мы можем на все это смотреть?
Но как же болезненное «желание быть», провоцирующее вечное возвращение в травматическую ситуацию, сменяется позитивным «желанием знать»? Анкерсмит настаивает: «Преодоление прошлого может состояться только при условии нашей способности рассказать окончательную историю о том, от чего мы откажемся именно благодаря нашей способности рассказывать эту историю…»[74]Это означает, что только свидетельская объективация прошлого, обнаружение отличий произошедшего от коллективной идентичности происходящего порождает возможность исторического описания: «…мы смотрим на себя так, как мы смотрели бы на кого-нибудь еще. Иначе говоря, мы внезапно осознаем нашупрежнююидентичность как идентичность того человека, каким мы были до сих пор, но никогда не понимали, что были; и мы можем осознавать это только благодаря обретению новой идентичности»[75]. Так, свидетель заставляет нас почувствовать себя «посторонним», т.е. непредвзятым, несентиментальным наблюдателем, ответственность которого распространяется не только на события прошлого и их узников (например, жертв и палачей в «Шоа»), но и на все возможные репрезентации нашей истории, на саму возможность анализирующего, внимательного взгляда.
Е.А. Каплан[76]и Алан Мик[77], рассуждая о способах работы медиа с травматическим опытом, замечали, что травма маркирует собой возможности интенсификации актов ресимволизации. Травма уже самим своим «существованием» указывает на необходимость разоблачения неудач предыдущей репрезентативной системы. Такая точка зрения позволила Каплан определять визуальные медиа, в частности кино, как культурный институт, через интерпретации которого травматический опыт модерна можно познать, преодолеть и трансформировать[78].
В то же время стоит признать, что медиа не являются единственно возможными способами артикуляции травмы. Некоторые возможности свидетельства остаются и у критической аналитики, чуждой арт-высказываниям в духе памяти-проработки.
Анкерсмит, рассуждая об изменчивости любого языка и письма, неоднократно приходил к выводу об историчности языковых привычек[79]. При серьезном отношении к подобной закономерности носитель любого интенционально заряженного письма – художественного или более конвенционально-строгого исторического – неизбежно несет культурную ответственность за посредничество между прошлым и настоящим[80]. При этом положение историка, который, имея в распоряжении тривиальный инструмент – обычный язык, должен формулировать специфический словарь для каждого из репрезентируемых им опытов[81], при игнорировании литературных практик выглядит неустойчивым. В условиях признаваемого нарративного, а значит, поливариантного характера свидетельств о прошлом профессионал вынужден осознавать, что оценка высказываний о пережитом не может осуществляться в терминах истинности и ложности: «То, что мы имеем (под истиной), есть рассказы, истинные для данного пространства и времени»[82]. Это означает, что любой вариант репрезентации случившегося, даже полностью отвечающий дисциплинарным и институциональным требованиям, а потому ценный и убедительный (для кого-то), в целом неизбежно оказывается одним в ряду многих.
По мнению Анкерсмита и ряда других теоретиков нарративной философии истории, подобная тупиковая ситуация может обернуться весьма перспективными горизонтами. Если аналитик несколько смягчит необходимость следования историографической традиции и дисциплинарным допущениям, вспомнив об аналитических возможностях поэтического письма, он откроет возможность обращения к «реальному, подлинному, а значит, и «опытному» отношению с прошлым[83]. В терминах Анкерсмита подобный способ мыслить историю как переживание, родственное живому разгадыванию этико-эстетических парадоксов, характеризуется как «субъективный исторический опыт». Использование субъективного отношения к истории позволяет «схватить» прошлое и прошедшее как совокупность живых, аутентичных, а не застывших событий. Этот вид профессиональной эмпатии существенно расширяет перспективы социально-гуманитарного знания.
Исходя из наших рассуждений, можно сделать вывод о том, что попытки ухватить историческую реальность как «переживания мира» означают обращение к художественной аналитике, артикулируемой с помощью языка метафор и представляющей память-отыгрывание. Как мы помним, это территория письма, не обремененная необходимостью следовать строгим предписаниям «научности», вырабатывающая свой альтернативный словарь. Поэтические высказывания свободно группируют «симптомы» и ставят «диагнозы» эпохам[84], однако потенциально легитимными их делает лишь эмпатия по отношению к эстетическим арт-переживаниям как особому способу мышления[85].
Впрочем, в сближении механизмов проработки и отыгрывания не содержится никакой угрозы – успешная артикуляция болезненного Прошлого возможна только в том случае, если все непрофанирующие мнемонические способы применяются для обнаружения травмы. В культуре XX века травма существует в модусе множественности, сочетая в себе, по мнению Ла Капра, структурное отсутствие, лакуны в ткани культуры (absence) и исторические утраты (loss, lack)[86]. Отсутствие и утрата перетекают друг в друга: структурная «прореха» принадлежит «историческим» и «культурным» особенностям цивилизации, а все ужасы темного настоящего – наследие чудовищного прошлого и базис для апокалиптического, но от этого не менее утопического будущего. Мощь множественной травмы порождает искусство забывания[87], т.е. ностальгические фантазмы, построенные на искусственном, мифологизированном шаблонном мышлении, на конструировании стереотипных «фактов» прошлого. Только предложение альтернатив этим простым, но лукавым способам вспоминания может спровоцировать интерес к методам истинного свидетельства. Хотя, как замечала Сонтаг, «уже то хорошо, что <…> нам дано яснее почувствовать, сколько страданий причиняет человеческое зло в мире, который мы делим с другими. <…> Всем, кто не испытал ничего подобного, – не понять. Не обнять умом. Не вообразить, каково это»[88].

[1]Петровская Е.Безымянные сообщества. М.: Фаланстер, 2012. С. 98.
[2]Felman Sh., Laub D. Testimony: Crises of Witnessing in Literature, Psychoanalysis and History. New York: Taylor & Francis. 1992.
[3]Шаламов В. О прозе // Шаламов В. Колымские рассказы. М.: Республика, 1996. С. 433.
[4]Эпштейн М.Постмодерн в русской литературе. М.: Высшая школа, 2005. С. 48–51.
[5]Felman Sh., Laub D. Op. cit.; Felman Sh. Writing and Madness: Literature / Philosophy / Psychoanalysis. Cornell University Press, 1994.
[6] Trauma and Cinema: Cross-Cultural Explorations / Ed. by E.A. Kaplan and Ban Wang. Hong Kong: Hong Kong University Press, 2008.
[7]Santner E. History beyond the Pleasure Principle: Thoughts on the Representation of Trauma // Probing the Limits of Representation: Nazism and the Final Solution / Ed. by S. Friedländer. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1992.
[8]LaCapra D. Writing History, Writing Trauma. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2001.
[9]Merridale C. Night of Stone: Death and Memory in Twentieth-Century Russia. London: Granta, 2000.
[10]Oushakine S.A. The Patriotism of Despair: Nation, War and Loss in Russia: Culture and Society after Socialism. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 2009.
[11]Bartov O. Mirrors of Destruction: War, Genocide, and Modern Identity. New York; Oxford: Oxford University Press, 2000.
[12]Mitchell J. Mad Men and Medusa: Reclaiming Hysteria and the Effect of Sibling Relations on the Human Condition. London: Penguin Books, 2000.
[13]Липовецкий М.Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920–2000-х годов. М.: Новое литературное обозрение, 2008.
[14]Caruth C. Unclaimed Experience: Trauma, Narrative, and History. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1996.
[15]Штомпка П.Культурная травма в посткоммунистическом обществе: (Статья вторая) / Пер. В.В. Репьева и Н.В. Романовского // Социологические исследования. 2001. № 2. С. 3–12.
[16]См., например: Александер Дж.Смыслы социальной жизни: Культурсоциология / Пер. с англ. Г.К. Ольховникова под ред. Д.Ю. Куракина. М.: Праксис, 2013.
[17]Травма:пункты / Сост. С. Ушакин и Е. Трубина. М.: Новое литературное обозрение, 2009.
[18]В 2013 году прошли следующие конференции, посвященные теоретическим и практическим аспектам trauma studies: XXI Большие Банные чтения «Неофициальная меморизация травматического опыта» (5–6 апреля, Международный Мемориал; www.nlobooks.ru/node/3159 (дата обращения: 25.12.2013)); «Гуманитарные науки: Советская травма в постсоветскую эпоху» (16–18 мая, НИУ ВШЭ; phil.hse.ru/humsov (дата обращения: 25.12.2013)).
[19]Руднев В.Полифоническое тело: Реальность и шизофрения в культуре XX века. М.: Гнозис, 2010. С. 59.
[20]Жижек С. Размышления в красном цвете / Пер. с англ. А. Смирнова, М. Рудакова и А. Абельсиитова. М.: Европа, 2011. С. 160.
[21]Достаточно сказать, что в России эта проблематика интересовала еще Петра Ганушкина и Владимира Бехтерева.
[22]Lifton R. Home from the War: Vietnam Veterans: Neither Victims nor Executioners. New York: Simon & Schuster, 1973.
[23] ICD-10 Version:2010 // apps.who.int/classifications/icd10/browse/2010/en#/F43.1 (дата обращения: 25.12.2013).
[24]Фрейд З.,Брейер Й. Исследования истерии / Пер. С. Панкова // Фрейд З. Собр. соч.: В 26 т. СПб.: Восточно-европейский институт психоанализа, 2005. Т. 1; Фрейд З.По ту сторону принципа удовольствия / Пер. с нем. Харьков: Фолио, 2010.
[25]Фрейд З.Введение в психоанализ: Лекции / Пер. с нем. М. Вульфа, Н. Алмаева, Е. Калмыковой и М. Аграчевой. М.: Фирма СТД, 2006; Фрейд З.По ту сторону принципа удовольствия.
[26]Фрейд З.Человек по имени Моисей и монотеистическая религия / Пер. с нем. и примеч. Р.Ф. Додельцева; послесл. К.М. Долгова. М.: Наука, 1993. С. 82.
[27]LeysR. Trauma: A Genealogy. Chicago: The University of Chicago Press, 2000. P. 20.
[28]Лакан Ж. Символическое, Воображаемое и Реальное // Лакан Ж. Имена-Отца / Пер. с франц. А. Черноглазова; предисл. и общ. ред. Ж.-А. Миллера. М.: Логос; Гнозис, 2006. С. 12.
[29]Например, см.: Руднев В.Указ. соч.; Руднев В.Прочь от Реального. М.: Аграф, 2000; и др.
[30]Карут К.Травма, время и история / Пер. с англ. Е. Трубиной // Травма:пункты. С. 561–581.
[31]Kardiner A. The Traumatic Neuroses of War. New York: Hoeber, 1941; Kardiner A., Spiegel H. War, Stress and Neurotic Illness: The Traumatic Neuroses of War. New York: Hoeber, 1947.
[32] Trauma and Cinema; Brady J. Cultivating Critical Eyes: Teaching 9/11 through Video and Cinema // Cinema Journal. 2004. Vol. 43. № 2. P. 96–99; Спивак Г.Ч.Террор: речь после 9–11 // Травма:пункты / Пер. с англ. О. Липовской, Е. Трубиной и С. Ушакина. С. 864–901; Spivak G.Ch. Can the Subaltern Speak? //www.mcgill.ca/files/crclaw-discourse/Can_the_subaltern_speak.pdf (дата обращения: 25.12.2013).
[33]Felman Sh. Education and Crisis, or The Vicissitudes of Teaching // Trauma: Explorations in Memory / Ed. by C. Caruth. Baltimore; London: The Johns Hopkins University Press, 1995. P. 13–60.
[34]ФрейдЗ.Человек по имени Моисей и монотеистическая религия. С. 184.
[35]Там же. С. 118.
[36]Caruth C. Unclaimed Experience: Trauma and the Possibility of History // Yale French studies. 1991. № 79. P. 183.
[37]CaruthC. Op. cit. P. 108.
[38]Фрейд З.Человек по имени Моисей и монотеистическая религия. С. 58.
[39]Там же. С. 76.
[40]Caruth C. Unclaimed Experience: Trauma and the Possibility of History.
[41]Беньямин В.О понятии истории / Пер. с нем. и коммент. С. Ромашко // НЛО. 2000. № 46. С. 81–90.
[42]См.: Бланшо М.Неописуемое сообщество / Пер. с франц. Ю. Стефанова. М.: Московский философский фонд, 1998.
[43]Беньямин В.Указ. соч.
[44]Леви П. Канувшие и спасенные / Пер. с итал. Е. Дмитриевой. М.: Новое издательство, 2010.
[45]Арендт Х.Истоки тоталитаризма / Пер. с англ. И.В. Борисовой и др.; послесл. Ю.Н. Давыдова. М.: ЦентрКом, 1996. С. 355–356.
[46]См., например: Рыклин М.Пространства ликования: Тоталитаризм и различие. М.: Логос, 2002; Он же.Свобода и запрет: Культура в эпоху террора. М.: Логос; Прогресс-Традиция, 2008.
[47]Холл С.Вопрос культурной идентичности / Пер. с англ. Л. Бобряшовой // Художественный журнал. 2010. № 77/78 //http://xz.gif.ru/numbers/77-78/hall (дата обращения: 25.12.2013).
[48]Жижек С.О насилии / Пер. с англ. А. Смирнова и Е. Ляминой. М.: Европа, 2010. С. 40–47.
[49]«В так называемом Muselmann – на лагерном языке этим словом называли узника, оставившего всякую надежду и отставленного товарищами, – угасла та область сознания, в которой противостояли друг другу добро и зло, благородство и низость, духовное и бездуховное» (Агамбен Дж. Homo Sacer. Что останется после Освенцима: Архив и свидетель / Пер. с итал. И. Левиной, О. Дубицкой и П. Соколова; науч. ред. Д. Новиков. М.: Европа, 2012. С. 42).
[50]Goldberg A. An Interview with Professor Dominick LaCapra. Cornell University. June 9, 1998 // Shoah Resource Center // yad-vashem.org.il/odot_pdf/Microsoft%20Word%20-%203648.pdf (дата обращения: 25.12.2013).
[51]См. об этом подробнее: Фрейд З. Скорбь и меланхолия // Фрейд З. Семейный роман невротиков / Пер. с нем. Р. Додельцева. М. : Азбука-классика, 2009. С. 15–39.
[52]Липовецкий М., Эткинд А. Возвращение тритона: Советская катастрофа и постсоветский роман // НЛО. 2008. № 94. С. 174–206.
[53]Сонтаг С.Смотрим на чужие страдания. М: Ад Маргинем Пресс, 2014. С. 18.
[54]Там же. С. 10.
[55]Беньямин В.Краткая история фотографии // Беньямин В. Учение о подобии: Медиаэстетические произведения / Пер. с нем. А. Белобратова и др.; сост. и послесл. И. Чубарова и И. Болдырева. М.: РГГУ, 2012. С. 53.
[56]Беньямин В.О некоторых мотивах у Бодлера: (Отрывок) / Пер. с нем. и предисл. А. Магуна // Синий диван. 2002. № 1. С. 115.
[57]Подробнее см.: Benjamin W. On some motifs in Baudelaire // courses.nus.edu.sg/course/elljwp/benmotifs.htm (дата обращения: 25.12. 2013).
[58]Беньямин В.Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости // Беньямин В. Учение о подобии. С. 205. В этом же эссе Беньямин подчеркивает, что кинематографический эффект ввиду близкой природы технического устройства тоже работает как шок – поток кадров постоянно меняется, не позволяя «охватить его взглядом». См. подробнее: Там же. С. 225.
[59]FelmanSh. In an Era of Testimony: Claude Lanzmann’s Shoah // Yale French Studies. 1991. № 79. P. 40.
[60]Понятие «апория исторического» употребляется нами в понимании Дж. Агамбена. В предисловии к третьей части «Homo Sacer» он пишет: «Апория Освенцима, по сути, является апорией исторического познания: вообще она заключается в несовпадении фактов и правды, несовпадении констатации и понимания». Работа Агамбена – «бесконечный комментарий к свидетельству», к невозможности свидетельства. См. подробнее: АгамбенДж.Указ. соч.
[61]«…находка фильма – в том, что он дает возможность вообще, в истории,увидеть зановото, чего на самом деле никто никогда не видел впервые. что оставалось изначально неувиденнымиз-за неизбежно слепой природы этого » (FelmanSh. In an Era of Testimony. P. 58).
[62] Ibid. P. 41.
[63]См.: Keilbach J. Mikrofon, Videotape, Datenbank: Überlegungen Zu Einer Mediengeschichte Der Zeitzeugen // Die Geburt des Zeitzeugen nach 1945 / Hg. von N. Frei und M. Sabrow. Göttingen: Wallstein Verlag GmbH, 2012. S. 282–299.
[64]Петровская Е.Клод Лацман: Уроки нового архива // Петровская Е. Безымянные сообщества. С. 94.
[65]Агамбен Дж. Указ. соч. С. 37.
[66]KeilbachJ. Op. cit. S. 281.
[67]Петровская Е. Указ. соч. С. 85.
[68]FelmanSh. In an Era of Testimony. P. 48.
[69]Подробнее о конструировании травматического нарратива Холокоста см.:Александер Дж.Указ. соч. С. 95–255.
[70]Там же. С. 255, 275.
[71]Там же. С. 273–274.
[72]Анкерсмит Ф.Р.Возвышенный исторический опыт / Пер. с англ. И.В. Борисовой и др.; науч. ред. А.А. Олейников. М.: Европа, 2007. С. 434.
[73]См. подробнее: Гавришина О. Запечатленное событие: Фотография как перевод // Гавришина О. Империя света. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С. 98–107.
[74]Анкерсмит Ф.Р.Указ. соч. С. 467.
[75]Там же. С. 477.
[76] Trauma and Cinema.
  1. Meek A. Trauma and Media: Theories, Histories, and Images. New York: Routledge, 2010.
[78] Trauma and Cinema. P. 17.
[79]Анкерсмит Ф.Р.Цит. соч. С. 64.
[80]Доманска Э.Франклин Анкерсмит: [Интервью] // Доманска Э. Философия истории после постмодернизма / Пер. с англ. М. Кукарцевой. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2010. С. 121.
[81]Анкерсмит Ф.Р. Указ. соч. С. 202.
[82]Доманска Э. Ханс Кёллнер: [Интервью] // Доманска Э. Указ. изд. С. 62.
[83]См.: Анкерсмит Ф.Р. Указ. соч. С. 160.
[84]Делёз Ж.Логика смысла / Пер. с франц. Я.И. Свирского. М.: Академический проект, 2011. С. 310.
[85]Рансьер Ж.Эстетическое бессознательное / Сост. и пер. с франц. В.Е. Лапицкого. СПб.: Machina, [2004]. С. 12.
[86]LaCapra D. Writing History, Writing Trauma. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 2001.
[87]Eco U., Marilyn M. An Ars Oblivionalis? Forget It! // PMLA. 1988. Vol. 103. № 3. P. 254–261.
[88]СонтагС.Указ. соч. С. 86, 93.


© 1996 - 2016 Журнальный зал в РЖ, "Русский журнал" | Адрес для писем: zhz@russ.ru 
По всем вопросам обращаться к Сергею Костырко | О проекте

Боль. Жестокая радость бытия (Человек, Психология и отношения, Познавательное).

$
0
0
Боль - очень сильное и запоминающееся человеческое ощущение. Она постоянно появляется у всех. Ее проявления заставляют страдать и тело, и душу. В документальном фильме «Боль. Жестокая радость бытия» телезрители узнают о уникальных научных исследованиях, способных управлять болью. Неужели найден способ управления болью или все в этом мире не случайно и ощущение боли необходимо человечеству? - http://dokpro.net/human/2793-bol-zhestokaya-radost-bytiya.html

PS.Особенно приятно увидеть здесь знакомых участников)

Постдипломна сертифікаційна програма підготовки травматерапевтів

$
0
0
●Українська євангельська теологічна семінарія
● Інститут психології Київського національного університету імені
Т.Г. Шевченка
●Regent University (Virginia Beach, USA)●

Нині потреба в підготовці фахівців у галузі травматерапії дуже загострилася, особливо за обставин довготривалих бойових дій, наявності великої кількості вимушено переміщених громадян, а також сімей, які переживають втрату близьких. Взагалі, питання травми постають більш глобально, і з ними стикається кожний волонтер, капелан, служитель помісної церкви чи фахівець психологічної галузі. Дбаючи про людей, ми всі свідчимо про біль, кривду та страждання, фізичне й сексуальне насильство, вторинну травму (переживання травми іншої людини). Тому необхідність підготовки фахівців, здатних надавати кваліфіковану допомогу, важко переоцінити.

В Україні відбулося чимало тренінгів, навчальних семінарів, присвячених тематиці психотравми, але немає жодної програми, яка б наразі забезпечувала комплексну підготовку фахівців та включала б практику під наглядом кваліфікованих фахівців-супервізорів. Тому Ріджинт-університет (Regent University, Virginia Beach, USA), Українська євангельська теологічна семінарія (УЄТС) та Київський національний університет ім. Тараса Шевченка вирішили запропонувати постдипломну сертифікаційну програму підготовки травматерапевтів.

Навчання в рамках цієї програми буде мати два рівні. На перший рівень запрошуються всі охочі (волонтери, служителі церков, капелани, фахівці психологічної галузі). Термін навчання: п’ять днів впродовж тижня (7-11 березеня, 2016).Викладач на 1 рівні
Меррілл Різ
Ph.D. у галузі освіти і підготовки консультантів, ліцензований консультант LPC, магістр психологічного консультування, сертифікований травматолог Академії травматології «Зелений Хрест» Assistant Professor та співкоординатор Центру вивчення травми Regent University USA


Вимоги до Рівня 1:
анкета та вибіркова співбесіда.
Зміст рівня 1:
Вступ до науки про травму
Втома від співчуття
Управління стресом від співчуття
Перша психологічна допомога (розглядається в розрізі військових дій)
Допомога при втраті близьких, переживанні горя та втрати
Вартість навчання на 1 рівні – 60 $ за 5 днів (7-11 березня 2016 року)

На другий* рівень запрошуються фахівці психологічної галузі, які мають вищу психологічну освіту. Термін навчання 15 місяців (включаючи рівень 1), з березня 2016 до травня 2017 року.
*Вартість наступних рівнів узгоджується.

Вимоги до Рівня 2:
виконання попередніх вимог до рівня 1
співбесіда
вища психологічна освіта*
*(може бути й інша при підтвердженні необхідної кількості прослуханих годин із психологічних дисциплін).
Обов’язкові предмети
У тому разі, якщо ці предмети не вивчалися за час професійної психологічної підготовки, їх можна прослухати впродовж курсу:
-основи психологічного консультування (травень 2016)
-групове консультування (травень 2016);
-теорії та моделі психологічного консультування (травень 2017);
-консультування хімічної та поведінкової залежності (травень 2017)
-МКЗ 10 (он-лайн 2016-2017)

Зміст Рівня 2:
1.орієнтація до практики (травень 2016; 2 години);
2.практика під наглядом кваліфікованих фахівців-супервізорів (1 вересня 2016 – 1 травня 2017). Навчання буде супроводжуватися індивідуальним наставництвом (супервізією), де будуть обговорюватися конкретні випадки, з якими студенти зустрічалися на практиці і застосування ними навичок та методів психологічної допомоги, яким вони навчаються.


Зміст практики:
o120 годин прямого контакту з 1 вересня по 1 травня під супервізією кваліфікованих фахівців;
oСупервізія - 1,5 години щотижня з 1 вересня по 1 травня (приблизно по 2 зустрічі в групі з одним наставником);
oГрупова супервізія з викладачем он-лайн з вивченням МКЗ -10 (приблизно одна година кожні 2 тижні);
oСупервізори також будуть знаходитись під наставництвом наставників – Групова супервізія наставників (1,5 години кожні 2 тижні).


3.Модуль у жовтні 2016, тиждень
oтравма та ПТСР (посттравматичний стресовий розлад);
oдитяче та юнацьке консультування при травмі;
oтеорії та моделі сімейного консультування;
oконсультування жертв домашнього насильства.


4.Модуль у березні 2017, тиждень
oметодики роботи із комплексною травмою, в тому числі ДПРО (EMDR – десенсибілізація та переробка рухами очей);
oекспресивна терапія, пісочна терапія;
oконсультування при сексуальному насильстві.

Контактна інформація та запис на програму:
За подальшою інформацією звертатися до координатора проекту Давиденко Ірини.
+38(067) 306 83 13
irina.davydenko.ua@gmail.com
Реєстрація за посиланням http://goo.gl/forms/5LsEKO4GVK

Анонс Міжнародної науково-практичної конференції "Психологія сексуальності: наукові пошуки, теорії та практики"

$
0
0

Анонс Міжнародної науково-практичної конференції "Психологія сексуальності: наукові пошуки, теорії та практики"

  
Анонс Міжнародної науково-практичної конференції "Психологія сексуальності: наукові пошуки, теорії та практики"
  



Київський національний університет імені Тараса Шевченка

Факультет психології
Інститут досліджень сексуальної ідентичності ISSI, Regent University, США
Факультет консультування, Regent University, США
Факультет психології та управління, Київський інститут бізнесу та технологій
Національний університет «Острозька академія»
Українська євангельська теологічна семінарія
Українська асоціація християнської психології
______________________________________________________

міжнародна науково-практична конференція

Психологія сексуальності:
наукові пошуки, теорії та практики
Київ, 21-22 травня 2016 року

Напрями роботи конференції:

- Прояви людської сексуальності в нормі та патології.
- Сексуальна психотерапія та консультування.
- Напрями роботи в сфері сексуальної ідентичності.
- Експлуатація теми сексуальності в бізнесі, рекламі, мас-медіа.
______________________________________________________

Шановні пані та панове!

Запрошуємо Вас взяти участь у
Міжнародній науково-практичній конференції
«Психологія сексуальності: наукові пошуки, теорії та практики»,
що відбудеться у м. Києві на базі Київського національного університету імені Тараса Шевченка.

Актуальність

Психосексуальна сфера особистості належить до однієї з найвагоміших сфер її життєдіяльності. За останні роки спостерігається тенденція до інтенсифікації діалогу щодо норми і патології у сфері людської сексуальності. Тому проблема норми, патології, профілактики та подолання деструктивних проявів сексуальної поведінки набуває особливої актуальності як в сімейних відносинах, так і у статевих комунікаціях.

Мета конференції полягає у наданні знань та професійних навичок студентам, психологам, педагогам, соціальним працівникам, медикам щодо допомоги клієнтам у гармонізації їхньої сексуальної сфери, психосексуальному розвитку дітей, вирішенні психосексуальних проблем різної етіології.


Серед доповідачів конференції:


Ярхауз Марк– доктор психології (Psy.D.), ліцензований клінічний психолог, магістр психології, магістр теології, директор Інституту Сексуальної Ідентичності у Regent University, автор 8 книжок у сфері сексуальності та сексуальної ідентичності, Professor, Regent University, USA.

Тема доповіді: «Моделі та історія психологічної допомоги людям з сексуальним потягом до своєї статі (ЛГБТ)».

Запорожець Ольга– доктор у галузі освіти і підготовки консультантів (Ph.D), ліцензований професіональний консультант (LPC), магістр психологічного консультування, магістр служіння, співдиректор Інституту Сексуальної Ідентичності у Regent University, Assistant Professor, Regent University, USA.

Тема доповіді: «Психологічна допомога та рекомендації батькам, діти яких переживають сексуальний потяг до своєї статі (ЛГБТ)».

Різ Меріл– доктор у галузі освіти і підготовки консультантів (Ph.D), ліцензований професіональний консультант (LPC), магістр психологічного консультування, співдиректор Академії Травмотерапії «Зелений Хрест» у Regent University, Assistant Professor, Regent University, USA.

Тема доповіді: «Психологічна допомога жертвам сексуального насильства».

Олджіз Девід– доктор у галузі освіти і підготовки консультантів (Ph.D.), ліцензований професіональний консультант (LPC), магістр психологічного консультування, фахівець у галузі консультування у кризі (CISM) та сімейного консультування, Assistant Professor, Regent University, USA.

Тема доповіді: «Психологічна допомога сімейним парам, які пережили зраду у шлюбі».

Ліч-Алфорд Лінда– доктор у галузі освіти і підготовки консультантів (Ed.D.), ліцензований професіональний консультант (LPC), президент Асоціації психологічних консультантів Вірджинії (VCA) 2014-2015, USA.

Тема доповіді: «Домашнє насильство: ідентифікація, зміни та шлях до зцілення».

Фонгольдт Крістль Рут – доктор філософії, німецький науковець, лікар дитячої та підліткової медицини, директор Німецького інституту у справах молоді та суспільства (Deutsches Institut für Jugend und Gesellschaft), є членом Райхенберг стипендій, Німеччина. 

Тема доповіді: «Психосексуальний розвиток хлопчиків і дівчаток».

Отець Андрій Лоргус– священик, психолог, ректор Інституту християнської психології, м. Москва, Росія.

Тема доповіді: «Сексуальність як стосунки особистостей».

Гридковець Людмила– кандидат психологічних наук, завідувач кафедри психології та педагогіки Київського інституту бізнесу та технологій, автор понад 100 наукових праць, практикуючий християнський психолог-психотерапевт, фахівець з питань психосексуальної культури, психології сім’ї, психології екстремальних ситуацій, Україна, м. Київ.

Тема доповіді: «Базові основи гармонійної сексуальності».

Кочарян ґарнік– доктор медичних наук, професор, академік Російської академії природознавства (РАП), дійсний член European Academy of Natural History, заслужений діяч науки та освіти (РАП), професор кафедри сексології, медичної психології, медичної та психологічної реабілітації Харківської медичної академії післядипломної освіти. Україна, м. Харків.

Тема доповіді: «Сучасні деструктивні тренди статевого виховання».

Кочарян Олександр– доктор психологічних наук, професор, завідувач кафедри психологічного консультування і психотерапії Харківського національного університету імені В.Н.Каразіна, академік Академії наук Вищої освіти України, академік European Academy of Natural History, член єдиного реєстру психотерапевтів Европи (EAP), співкерівник модальності «Клієнт-центрована психотерапія» у ППЛ, офіційний викладач та супервізор з напрямку «клієнт-центрована психотерапія» ППЛ. Автор більш ніж 250 наукових публікацій, у том числі 4 монографій. Україна, м. Харків.

Тема доповіді: «Девіації психосексуального розвитку: теорія та практика роботи в СУБД вербальної клієнт-центрованої психотерапії».

Католик Галина– кандидат психологічних наук, доцент, завідувач кафедри психології УКУ, голова Українського інституту дитячої та юнацької психотерапії та психологічного консультування, Україна, м. Львів.

Тема доповіді: «Особливості розладів психосексуальної сфери у дітей».

Халанський В’ячеслав– психолог-консультант, екзистенціальний аналітик; завідувач кафедри практичної психології УЄТС; учасник міжнародних конференцій та освітніх програм; організатор навчальних програм з психології спільно з вітчизняними та зарубіжними психологами та психотерапевтами; учасник низки міжнародних психологічних проектів (зокрема EMCAPP;  Regent University, Eastern and Central European Mental Health Advisory Group, соорганізатор проекту «Післядипломна сертифікаційна програма підготовки травматерапевтів» Medical Institute for Sexual Health, США; GLE-International), Україна, м. Київ.


Давиденко Ірина– психолог-консультант, екзистенціальний аналітик; волонтер соціально-психологічної служби в Німеччині (Берлін); викладач кафедри практичної психології УЕТС; учасник міжнародних конференцій та освітніх програм; практикуючий психолог; учасник освітнього проекту з  екзистенціального аналізу та логотерапії GLE-International; соорганізатор проекту «Післядипломна сертифікаційна програма підготовки травматерапевтів»; перекладач з німецької мови наукових статей з екзистенціального аналізу, перекладач наукових праць А.Ленгле, Україна, м. Київ.


Тема доповіді: «Сексуальність і проживання травматичного досвіду».


Гупаловська Вікторія– кандидат психологічних наук, доцент кафедри психології філософського факультету Львівського національного університету імені Івана Франка. Член Міжрегіонального громадського об’єднання сприяння розвиткові символ драми. Член Української спілки психотерапевтів. Член правління Інституту системної психотерапії. 

Тема доповіді: «Сексуальність людини: чи є місце для духовності?»


Організації учасники:Київський національний університет імені Тараса Шевченка; Інститут досліджень сексуальної ідентичності ISSI, Regent University, США; Факультет консультування, Regent University, США; Київський інститут бізнесу та технологій; Харківська медична академія післядипломної освіти; Харківський національний університет імені В.Н.Каразіна; Львівський національний університет імені Івана Франка; Національний університет «Острозька академія»; Українська євангельська теологічна семінарія; Український Католицький Університет; Українська асоціація християнської психології; Інститут християнської психології, м. Москва, Росія; Німецький інститут у справах молоді та суспільства (Deutsches Institut für Jugend und Gesellschaft), Німеччина.


Форми роботи конференції:пленарні засідання; круглий стіл; майстер-класи; стендові презентації; презентації книг: Марка Ярхауза і Еріки Тен «Відродження сексуальності. Сексуальна психотерапія», Людмили Гридковець «Світ життєвих криз людини як дитини своєї сім’ї, свого роду та народу» (монографія).


Робочі мови конференції:українська, англійська, російська.


Місце проведення конференції: Інститут післядипломної освіти Київського національного університету імені Тараса Шевченка. Адреса: вул.Васильківська, 36.


____________________________________________



Збірник наукових праць. За матеріалами конференції планується підготовка та видання збірника наукових праць, що є фаховим і включений до реєстру ДАК (ВАК) України.


Статті до публікації у фаховому виданні «Наукові Записки» серія «Психологія» можна подати до 30 березня. Вартість однієї сторінки А4 – 40 грн. Статті разом із супровідними матеріалами (розширена анотація, рецензія для аспірантів, авторська картка) надсилати на адресу: anjahilman@mail.ru


Вимоги до написання статті – на сайті Національного університету «Острозька академія»: http://psj.oa.edu.ua/howto


Переглянути формат (зразок написання) статті можна в одному із видань за посиланням: http://psj.oa.edu.ua/articles/2014/n30-ua/NZ_Vyp_30.pdf


Контактна особа: Гільман Анна Юріївна, 

e-mail: anjahilman@mail.ru, моб. 096 453 74 06

____________________________________________



Порядок реєстрації:


Осіб, які бажають провести майстер-класи у рамках науково-практичної конференції, просимо до 8 травня 2016 року заповнити електронну реєстраційну форму спікера за посиланням:


https://docs.google.com/forms/d/1KKpkblp--rH0JWQ8uWz9gpHvraylgjzUpPATE6DMjII/viewform


Осіб, зацікавлених в участі у науково-практичній конференції, просимо до 20 травня 2016 року заповнити електронну реєстраційну форму учасника за посиланням:


https://docs.google.com/forms/d/1FM1BHtIV8GfDLH4rIWvN708Tg10aeDmcVS7D3olDiQA/viewform





Вартість участі для учасників за два дні роботи конференції:



Студентам стаціонару (за наявності студентського квитка або довідки)
350 грн.

до 10 травня 2016 р.

400 грн.

з 11 травня 2016 р.

450 грн.
Оплата та реєстрація
до 31 березня 2016 р.

400 грн.Оплата та реєстрація

до 10 травня 2016 р.

500 грн.Оплата та реєстрація

до 10 травня 2016 р.

600 грн. 

Увага! Кількість місць для студентів обмежена.
Перед оплатою уточнюйте, будь ласка, наявність квитків.
Оплата здійснюється за наступними банківськими реквізитами (при переказі коштів враховуйте комісію):
Громадська організація «Товариство Ветеранів АТО», ЄДРПУО 39409338,
р/р 26007056108334 в ПАТ «ПриватБанк»,
філія «КиївСіті», м.Київ, МФО 380775,
Є неприбутковою організацією.
Адреса: 03150, м.Київ, вул.Предславинська, буд.12,
Голова Товариства: Сергеєв Кирило Олександрович
При сплаті організаційного внеску необхідно обов’язково вказати прізвище, ім’я та по-батькові учасника конференції та призначення платежу – організаційний внесок за участь у конференції.

Вартість проїзду, проживання та харчування учасники конференції оплачують самостійно.


Кожен учасник отримує сертифікат участі!


Наша сторінка у соціальних мережах: https://www.facebook.com/christ.psychology


Подія у Facebook: https://www.facebook.com/events/578916988950807


За додатковою інформацією звертайтесь за тел.: 050 7746981, 068 9591778 – Олена Вострова

Личностная готовность к диалогу как центральный аспект концепции морального лидерства.

$
0
0
Завершил написание стать касающейся темы лидерства и диалога. Собираюсь выступить с этим докладом на конференции в июне в УКУ - http://psychology.ucu.edu.ua/anonsy/zaproshuyemo-do-uchasti-u-mizhnarodnij-naukovo-praktychnij-konferentsiyi/
-------------------
 Задача лидеров-практиков состоит в том, чтобы уметь взаимодействовать в различных ситуациях: от разработки стратегических задач до конфликтных ситуаций. Для решения конфликтов нужен диалог заинтересованных сторон, который позволит им выйти на новый уровень понимания и взаимопонимания. Чтобы диалог состоялся, прежде всего необходимо понимать особенности личностной готовности к диалогу у лидеров-практиков. Автор обосновывает положение о том, что способность лидера выбирать диалогическую стратегию в общении выступает условием и проявлением полноценной деятельности лидера-практика в современных условиях. Диалогическая стратегия рассматривается как способ общения, которому необходимо учиться. Поэтому предлагается конструкт диалогичности, позволяющий осуществить выбор субъектом диалогических стратегий в контексте концепта «морального лидерства». Выбор не диалогической стратегии обусловлен страхом сменить несовершенную модель внутренней картины мира.
Теоретико-методологической основой исследования являются: богословско-философский подход Мирослава Волфа, поуровневая модель (David Myers) и коммуникативный подход (Б. Ф. Ломов; В. Н. Мясищев; В. И. Кабрин; О. Б. Старовойтенко). Личностный аспект психологической готовности рассматривается нами как система ценностно-смысловых отношений к действительности и соответствует понятию «воля к принятию Другого»1.
Ключевые слова: диалог, личностная готовность, моральное лидерство, ценности, лидерология, отношение, Троица.
                                                         Актуальность
Лидерство становится все более популярной темой исследовательских работ (Hill, Linda A., Greg Brandeau, Emily Truelove, Gill R. Hickman and Kent Lineback) [33, 34, 35, 37]. Лидерство изучают ученые-психологи (О. Кернберг, А. Лэнгли, Я. Джорстад, Cherniss & Goleman, Villamira) [4, 10, 12], социологи, богословы (Gary Yukl, G. Peter) [31, 37], философы (Ф. Фукуяма) [25], религиозные и общественные деятели (школа лидерства Украинского католического университета, блаженнейший Любомир Гузар, Лина Костенко, Мирослав Моринович, Борис Гудзяк, Robert K. Greenleaf) [15, 21, 31, 32, 36, 37]1.
Исследователей в области менеджмента интересуют такие проблемы, как идентичность лидера (MichaleR. Ayers) [31]; ценностно-смысловая сфера лидера (А. Дианин-Хавард [6], ShiXingMi[21]); правила инновационной деятельности лидера (LindaA. Hill, G. Brandeau, E.Truelove, K.Lineback) [35, 36]; корпоративная культура и управление изменениями в работе лидера (К. Грейвз, К. Кован, В. Пекарь и др.); лидерские инструменты и техники (А. Улановский); изучение сильных сторон личности лидера (Т. Рат, Б. Кончи, EdelmanTrustBarometer2013 [32]).
Тенденции в области исследования лидерства представляют собой широкий спектр изучаемых феноменов. Ракурс исследования различных аспектов лидерства определяется не только идеями, концепциями, дискурсами или субъект-субъектными отношениями, а и системой отношений2человека к действительности (к себе, к другому, к миру). Систему отношений к действительности можно определить как коммуникативное пространство. Именно в этом пространстве происходит «Встреча» с новым опытом и новым пониманием, что и определяет потенциал развития личности.
Типы отношений человека к действительности рассматриваются в субъект-объектной парадигме и субъект-субъектной, или интерсубъектной, парадигме (В. А. Кан-Калик, Г. А. Ковалев, Н. М. Дятленко, В. П. Казмиренко, Г. Балл, И. А. Зязюн). Главное отличие этих парадигм заключается, прежде всего, в методологии исследования. Субъект-объектная парадигма свойственна классической науке, в которой есть субъект исследования (ученый) и объект (человек, согласившийся на экспериментальное исследование). Объект всегда пассивен, он не имеет своего мнения, желания, он рассматривается как вещь. В этой парадигме субъект, т. е. исследователь, всегда прав и определяет, что делать и как делать. В коммуникативных практиках эту модель определяют как монологическую. В субъект-субъектной методологии Другой выступает как активный субъект общения, фокус познания смещается с субъекта на «между» (Я — Другой). Данную модель взаимодействия в коммуникативных практиках называют диалогической. Принципиальная разница между этими моделями состоит в понимании свойств психики и природы общения между людьми. Общение при субъект-субъектной методологии характеризуется: а) равенством позиций субъектов в общении; 2) обоюдной ценностью; 3) равными правами во взаимодействии (Г. Дьяконов [8], Г. А. Ковалев [26]).
В данной работе мы будем рассматривать взаимодействие в рамках второй парадигмы, или методологии, т. е. субъект-субъектной, или интерсубъектной, которая и определяет наше понимание важности диалогического общения для лидеров-практиков. Настоящий диалог — это такой способ коммуникации, который содержит в себе возможность развития всех смысловых позиций субъектов общения в процессе их «Встречи», что и будет определять развитие лидера-практика. Данный подход соответствует неклассической гуманистической методологии.
Одной из сфер человеческой действительности является ценностно-смысловая сфера личности. Эта сфера личности изучается в рамках модели морального лидерства (Б. Гудзяк, И. Пецюх, М. Маринович, Е. Глибовицкий и др.) [16, 37]. Данную модель лидерства можно рассмотреть на двух уровнях: 1) этическом; 2) психологическом.
На этическом уровне мораль в данной модели рассматривается как система взглядов и представлений, норм и оценок, которые определяют поведение человека (Boniface Toulassi: «...thereisnoleadershipexceptmoralleadershipandaffirmsthatthatleadershipdoesnotexistoutsideofmorality» [40]), а с психологической точки зрения эти (моральные) смысловые образования служат регулирующими процесс взаимодействия и самоорганизацию человека. Человек, согласно этому подходу, руководствуется смысловым образованием — осознанно или неосознанно — в своих действиях, в отношении к миру, к себе самому и людям. В данной модели особое значение имеют такие компетенции лидера, как понимание таинства человека, таинства жизни; уважение к достоинству человека, красоте и таланту других, взаимодействие на основе доверия, понимания потенциала каждого, доверие и ответственность за отношения. Собственно, эту модель и можно назвать субъект-субъектной парадигмой.
Доверие, ответственность, уважение, достоинство формируются на психологическом уровне бытия человека. Ведь, если субъект общения не может доверять себе, уважать себя, если у него нет этого опыта в его внутренней картине мира, то вряд ли он сможет транслировать данный опыт в общении — у него же нет этого потенциала. В этом смысле становление себя, конструирование себя через взаимодействие, развитие и определяет характер отношений с другими. Темы коррупции, распределения финансов организации при получении грантов, социальной защищенности сотрудников, — это актуальные темы, поднимаемые как в моральной парадигме, так и в парадигме психологической (т. е. субъект-субъектной).
Растущий динамизм современного мира ставит перед институтом лидерства задачу развития жизненной компетентности лидера — его способности овладевать новыми знаниями и умениями, ориентироваться в новых обстоятельствах, решать нестандартные задачи и хранить при этом свое био- психо- и социальное здоровье [16,19, 20].
Качество общения лидера в системе межличностных отношений имеет определенное влияние не только на окружающих, но и на формирование самой личности лидера, его жизнеспособности — умения управлять ресурсами собственного здоровья социально приемлемыми способами [19, 20]. В многочисленных социально-психологических исследованиях о природе взаимодействия исследователи убедительно приходят к тому, что путь к развитию жизнеспособности личности лидера — это реализация диалогической стратегии взаимодействия.
Исследователи подчеркивают, что настоящий диалог — это не просто форма общения через обмен репликами, а «со-бытие иных позиций», «ориентированность на понимание и развитие иных точек зрения», готовность к постоянному совершенствованию собственного мировоззрения, личностная убежденность в праве Другого видеть мир по-своему, при закреплении за собой таких же прав [19, 27].
Лидерство — это прежде всего система отношений. Условием реализации лидерских качеств, личностного потенциала, формирования жизнеспособности является личностная готовность к диалогической стратегии общения. Этическая составляющая личности также формируется благодаря готовности к диалогу посредством интериориоризации, что позволяет изменять собственные установки и отношения к себе и партнеру общения. Отсутствие готовности к диалогу лишает человека потенциала развития, прежде всего, самого лидера как субъекта взаимодействия. Моральные качества лидера: доверие, справедливость, уважение, партнерство, понимание ценности Другого, принятие, честность — связаны с его лидерской ролью и такими аспектами функционирования организации как: 1) политический аспект переговоров между системами выполнения задач на организационном уровне; 2) применение власти как часть законных полномочий и 3) идеологическая надстройка на основе осознания задачи членами организаций [10].
Поскольку от выбора стратегии взаимодействия зависят все регулирующие функции лидерства, то возникает вопрос: как формируется готовность к выбору диалогической стратегии взаимодействия и каков механизм её формирования?
Цель исследования: провести теоретический анализ проблемы диалогизации общения, выявив особенности ценностно-смысловой системы личности как аспекта психологической готовности к диалогическому общению у лидеров-практиков.
Задачи исследования:
1. Рассмотреть психолого-этический аспект природы общения.
2. Изучить современные подходы к пониманию «диалогического общения» и его значение для лидеров-практиков.
3. Выявить факторы развития личностной готовности к диалогическому общению, основываясь на качественном изучении, проведенном методом полевого исследования.

(полный текст статьи будет позже после издательства).

                                                           Рисунки используемые в тексте:





1См. Barrajon, P. L. C. (2013). Religion and leadership. Retrieved October, 16th, 2013 from http://integralleadershipreview.com/8297-religions-and-leadership/; Blackaby. H., & Blackaby, R. (2001). Spiritual leadership: Moving people on to God’s agenda. B&H Publishing; Gini, A. (2004). Ethics: The heart of leadership (1st ed.). Praeger Publishers;
2Отметим, что русское слово «отношение» в украинской литературе по психологии имеет три значения: «відношення”, “ставлення” или “стосунки” (М. В. Тоба, Л. В. Спицина). В работе мы будем ссылаться на разную коннотацию этих значений. Cтавлення-стосунки рассматриваются как интериоризованный опыт взаимоотношений с миром (В. М. Мясищев, Б. Ф. Ломов, В. И. Кабрин, Е. А. Рыльская, В. Н. Петрова, В. В. Мацута) [19].
--------

1Мы соотносим понятие «личностная готовность», взятое из области социальной психологии, с понятием «воля принять Другого» [3].

Article 24

$
0
0
Науково-практичний семінар кафедри психології
Українського Католицького Університету

МИСТЕЦТВО ВНУТРІШНЬОГО ДІАЛОГА: ЕКЗИСТЕНЦІЙНО-АНАЛІТИЧНИЙ ПОГЛЯД

22 квітня 2015, 15.00-18.00 год
(м. Львів, вул. Свенціцького 17, Актовий зал УКУ)

"Ми живемо з тим, що є тепер,
а не чекаємо, поки всі бажання здійсняться,
щоб почати жити….."
В рамках семінару:
  1. Історія екзистенційного аналізу.
  2. Теоретичний екскурс з основ екзистенційного аналізу: внутрішній діалог як передумова психотерапії в екзистенційно-аналітичному ракурсі.
  3. Демонстрація практичної роботи:
  • застосування основ екзистенційно-аналітичної терапії в контексті мотивації;
  • сила і слабкість;
  • що означає витримати і прийняти;
  • як усвідомлювати та зупиняти внутрішній діалог.

Ведучі:
Халанський В'ячеслав-психолог-консультант, екзистенційний аналітик; декан факультету "Християнська психологія"в Українській Євангельської Теологічної Семінарії (Київ); аспірант Інституту соціальної та політичної психології (Київ); отримав сертифікат із профорієнтаційного тестування (Magellano Університет); організатор навчальних програм з психології спільно з вітчизняними та зарубіжними психологами, психотерапевтами; учасник низки міжнародних психологічних проектів (зокрема - EMCAPP-www.emcapp.eu; Medical Institute for Sexual Health, США; GLE-International- (http://www.existenzanalyse.org/, http://www.ieapp.ru).
Давиденко Ірина -практикуючий психолог-консультант, екзистенційний аналітик; волонтер у соціально-психологічної службі в Німеччині (Берлін); учасник міжнародних конференцій та освітніх програм; практикуючий психолог; учасник освітнього проекту по екзистенціальному аналізу та логотерапії GLE-International; перекладач з німецької наукових статей по екзистенціальному аналізу.
Забор Вікторія -асистент кафедри психіатрії та психотерапії ФПДО ЛНМУ імені Данила Галицького, канд.мед.н., лікар-психіатр, психотерапевт, психолог, екзистенційний аналітик, учасник освітнього проекту з екзистенціального аналізу GLEInternational.

Участь у семінарі
  • для студентів УКУ – безкоштовна (квота 25 місць)
  • для усіх бажаючих – доброчинний внесок 150 грн. (квота 45 місць)
Обов'язкова попередня реєстрація! Видається сертифікат.

Кафедра психології УКУ, вул. І. Свенціцького 17, кім. 432.
096-521-84-85, Bilyk_Marta@ucu.edu.ua(Марта)

093-989-99-47, Krushelnytska@ucu.edu.ua(Ірина)

Шестилетний образовательный проект в области экзистенциально-аналитического консультирования и психотерапии.

$
0
0
Шестилетний образовательный проект 
в области экзистенциально-аналитичес
кого консультирования и психотерапии в сопровождении ведущих специальстов в области ЭА: Альфрида Ленгле из Вены и Александра Баранникова из Москвы.

Программа предназначена для лиц с высшим образованием, предпочтительно — психологическим, медицинским, педагогическим, желателен (но не обязателен) опыт собственного консультирования.

Первый семинар планируется с 3 по 7 июля 2016г.



Программа включает:
- Теоретическая часть (320 ч.)
- Философско-антропологические основы экзистенциального анализа (ЭА)
- Концепция экзистенции и четырех фундаментальных мотиваций.
- Основы феноменологии.
- Методы и методики консультативной работы (метод нахождения смысла, персональный экзистенциальный анализ — ПЭА, метод изменения позиции, метод дерефлексии, парадоксальная интенция).
- Основы психологического консультирования: виды психологической помощи, правила сеттинга, терапевтические отношения и т. д.
- Самопознание в группе (200 ч.) — освоение основных экзистенциальных тем, с которыми работает ЭА через персональный опыт участников, рефлексия диалогических отношений с миром, развертывающихся в групповой динамике.
- Супервизионный практикум (100 ч.) — анализ конкретных случаев из собственной консультативной практики участников образовательного проекта.
- Личная терапия (не менее 30 часов).

ПРЕПОДАВАТЕЛИ И ВЕДУЩИЕ: 


• Альфрид Лэнгле —профессор Венского университета и университета в Инсбруке (Австрия). Клинический психолог, психотерапевт, обучающий терапевт. Президент международного общества экзистенциального анализа и логотерапии (GLE-International), директор Венского института экзистенциального анализа и логотерапии, генеральный секретарь Исполнительного комитета Международной ассоциации психотерапии (IFR). Создатель современной теории экзистенциального анализа. Ученик, ближайший сотрудник и преемник В. Франкла. (V.Frankl)
Александр Баранников — доктор медицинских наук, профессор Московского социально-педагогического института,психиатр, психотерапевт.Сертификат GLE-international, тренер GLE-international ,master of science австрийского университетского центра, председатель модальности «экзистенциальная психотерапия» Профессиональной Психотерапевтической Лиги России (ППЛ). Около 80 печатных работ. Из них – около 20 посвященных теории и практике экзистенциальной психотерапии.
Дарья Баранникова - кандидат психологических наук (кандидатская диссертация по экзистенциальной психологии), доцент Московского социально-педагогического института, психолог-консультант. Успешно окончила полный образовательный курс GLE-international, котренер GLE-international, ведущая групп самопознания по экзистенциальной психологии и психотерапии. Ответственный редактор журнала "Экзистенциальный анализ".

По окончании программы выдается диплом международного образца, дающий право работать в европейских странах.

В настоящий момент проводится набор образовательной группы. 

Основные ведущие:

Александр Баранников
Дарья Баранникова
Альфрид Лэнгле будет проводить отдельные семинары.

Условия участия в проекте: 
• Предполагается, что будет 3 сессии в году. 
• Длительность сессии 5 дней. 
• Стоимость 5-дневного семинара 200 долларов (40 $ за один день).
• Предоплата в размере 100 $ до 20.05.2016 г. при встрече с координатором.

Количество дней последующих сессий и их частота будет обсуждаться и уточняться со всей группой на первой установочной сессии с учетом финансовых возможностей участников. Участники могут обсудить возможность скидки с ведущими группы в случае значительных материальный затруднений.

На первой сессии (3-7 июля 2016 года) произойдет знакомство Альфрида Лэнгле и других ведущих с участниками образовательного проекта. Целью первого семинара является принятие двухстороннего окончательного решения об участии в проекте, обсуждение этого вопроса с ведущими, начало прохождения материала («введение в экзистенциальный анализ»).

Координатор проекта в Киеве:
Елена Омельченко 097 756 30 09063 790 17 42; lena_om@mail.ru
Ведущий: Александр Баранников albar11@mail.ru 

МЕЖДУНАРОДНОЕ ОБЩЕСТВО ЛОГОТЕРАПИИ
И ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОГО АНАЛИЗ А
INTERNATIONALE GESELLSCHAFT FUR
LOGOTHERAPIE UND EXISTENZANALYSE – WIEN
(GLE-International)
Международное общество логотерапии и экзистен-
циального анализа — это международный союз с
ассоциируемыми национальными обществами и
региональными институтами. Некоммерческая
научная ассоциация. Цели: дальнейшее развитие и
ознакомление с экзистенциально-аналитической
антропологией и ее применением в психотерапии,
образовании, пастырском служении, социальной ра-
боте, менеджменте.

GLE-International является членом:
• the International Society for Psychotherapy (IFP)
• the European Association of Psychotherapy (EAP)
• the International Society of Depth Psychology, Stuttgart
• the Martin-Heidegger Society
Печатным органом GLE-International является журнал
EXISTENZANALYSE (Vienna).
http://www.existenzanalyse.org/

Координатор проекта в Киеве:
Елена Омельченко 097 756 30 09063 790 17 42; lena_om@mail.ru
www.psy-nest.net

Міжнародний жіночий правозахисний центр “Ла Страда-Україна”

$
0
0
В 2015 году на Национальную горячую линию по предупреждению домашнего насилия, торговли людьми и гендерной дискриминации поступило 90 135 звонков (для сравнения в 2014 году — 7725). Почти 55% от этой цифры приходится на звонки касательно домашнего насилия. Если говорить о гендерном распределении, то женщин позвонило 82,1%, а мужчин всего 17,9%. Специалисты «Ла Страда Украина» поясняют такое гендерное распределение тем, что женщины более склонны к тому, чтобы поднимать вопросы нарушения прав не только своих, но и чужих - http://www.la-strada.org.ua/

The International Scientific and Practical Conference Personality. Relationship. Development. The Interdisciplinary Aspect (Ukraine) on June 3-4, 2016.

$
0
0
Ministry of Education and Science of Ukraine

Ukrainian Catholic University – Psychology Department

Danylo Halytsky National Medical University of Lviv

Department of Psychiatry and Psychotherapy of FPGE

V.G. Korolenko National Pedagogical University of Poltava

Lviv Regional Clinical Psycho-Neurological Hospital

Lviv Children`s Regional Clinical Psycho-Neurological Hospital

G.S. Kostiuk Institute of Psychology

Ukrainian Institute of Child and Adolescent Psychotherapy and Psychological Counseling

Ukrainian Union of Psychotherapists – Division of Child and Adolescent Psychotherapy

Nicolaus Copernicus University (Torun, Poland) – Department of Rehabilitation Pedagogy and

Resocialization Faculty of Educational Sciences

International Scientific and Practical Conference

Personality. Relationship. Development.

The Interdisciplinary Aspect

Dedicated to Children's Day

Lviv, 3-5 June 2016

Information Letter

We are pleased to invite you to attend the International Scientific and Practical Conference

Personality. Relationship. Development. The Interdisciplinary Aspect, which will be held at

Ukrainian Catholic University in Lviv (Ukraine) on June 3-4, 2016.

The sub-themes of the conference are:

 Subjective dimensions of personality

 Multimodal systems of help in the context of personal development deficit

 Relationship: dynamics, deficits and resources

 Spirituality as a resource of personal development

 Modern aspects of child and family psychotherapy

Venue and location: Conference Hall

Ukrainian Catholic University

17, Svientsitskoho Str.

Lviv, 79000, Ukraine

Conference languages: Ukrainian, English, Polish, and Russian.

Types of contributions: Attendees are invited to submit their contributions to one of the following:

keynotes, oral presentations, workshops, discussions, symposia.

Research abstracts will be published in electronic form (CD-ROM) before the beginning of

the conference. In addition, full papers, at their author’s will, may appear in the scientific journal

Psychology and Personality (Vol. 4, 2016).

The cofounders of this journal are G.S. Kostiuk Institute of Psychology and V.G. Korolenko

National Pedagogical University of Poltava. The journal belongs on the list of professional editions

of Ukraine (Order of MES of Ukraine of 04.15.2014, No 455) and is included in the scientometric

databases (Index Copernicus, Open Academic Journals Index, Ulrichsweb Global Serials Directory,

Research Bible, and Google Scholar). It is published twice a year in the Ukrainian language.

1. Please send an e-mail at psychology@ucu.edu.ua with:

 the completed Application Form (see the Appendix)

 an electronic copy of the abstract \ proposal

 scanned copies or photo copies of the registration fee payment (and publication

payment if applicable)

2. Participants who would like to have their articles published in the scientific journal Psychology

and Personality (Vol. 4, 2016) have to send their full papers by 1 st June, 2016 at:

psychologiyaiosobystist@mail.ru. (Abstract submission guidelines are given hereafter)

Accommodation and boarding: Please note that conference participants are requested to make

their own accommodation and board arrangements.

Conference fees in Ukrainian hryvnias (UAH): Fees apply to payment received prior to the

indicated registration deadlines.

 Up to 15 th May, 2016 – 150 UAH; Students – 50 UAH.

 Up to 1 st June, 2016 – 200 UAH; Students – 70 UAH.

 Up to 3 rd June, 2016 – 250 UAH; Students – 100 UAH.

 Up to 3 rd June, 2016 on-line participants – 100 UAH.

2) Publication fee (a CD with the collection of conference materials):

 Up to 3 rd June, 2016 - 30 UAH.

Кьеркего́р

$
0
0
Сегодня день рождения С.Кьеркегора (Кергегор, Киркегор или Киркегард). Он (его работы) многогранен как и сложность написания его имя(ˈsɶːɐn ˈkiɐ̯ɡəɡɒːˀ]) и перевод на русский язык. Многое написано о Кьеркегоре и его экзистенциализме. С моей точки зрения Кьеркегор уходит от онтологического смысла и вопроса о нем: "Почему это существует или для чего?", но заставляет нам задаться экзистенциальным вопросом: "А как это для тебя?". Тем самым порождая личностный смысл появляющийся между мотивом (потребностью) и целью (целеполаганием). Именно здесь на экзистенциальном уровне проявляется личностный (мой собственный) смысл. Все, что я делаю - это мой смысл. Но я могу формировать, конструировать свой собственный смысл и он может быть разным (смотреть фильм, слушать передачу, читать книгу и т.д.). Наверное об этом и нижеприведенный отрывок, который касается религиозной жизни на экзистенциальном уровне. Именно "как для тебя" - интересует Кьеркегора.

Хотел лишь процитировать то, что откликается, то что близко:

«Скажем же, наконец, напрямик, что так называемое христианское общество (в котором, если считать на миллионы, все люди — добрые христиане, так что можно насчитать столько же, ровно столько же христиан, сколько вообще родилось людей) — это не просто жалкое издание христианства, полное фантастических опечаток и нелепых пропусков и длиннот, — оно скорее является злоупотреблением христианством: оно его профанирует. Если в малой стране едва рождаются три поэта на поколение, то уж в священниках там нет недостатка, их стадо превышает возможность занятости. В связи с поэтом говорят о призвании, но в глазах толпы людей (а стало быть, христиан), чтобы быть священником, достаточно сдать экзамен. Однако же истинный священник — случай еще более редкий, чем истинный поэт…».
И далее:
«Но когда речь идет о том, чтобы быть поэтом, общество настаивает на призвании, видит в этом величие. … Здесь призвание сводится к церковному приходу; говорят о том, чтобы получить этот приход означает одновременно призвание… Увы! Сами злоключения этого слова в христианстве символизируют у нас всю судьбу христианства. Несчастье не в том, что о нем не говорят (точно так же как несчастье тут — не в том, что священников не хватает), но в том, что о нем говорят таким образом, что, в конце концов, толпа больше не думает об этом (точно так же как эта же толпа вкладывает не больше смысла в то, чтобы быть священником, чем в то, чтобы быть вполне земным купцом, нотариусом, переплетчиком, ветеринаром и так далее), ибо священное и возвышенное перестали производить впечатление, о них даже говорят как о чем-то устаревшем, вошедшем в обиход бог весть когда, так же как и многое другое. Что же удивительного в том, что наши люди — раз уж они не чувствуют возможности защиты своего собственного отношения — ощущают необходимость защищать христианство!».

Чудовища по соседству

$
0
0

Сержио Бенвенуто
перевод Людмилы Глобус

Какой долгий и мучительный путь пришлось ей пройти, прежде чем отчаянный опыт убийства освободил ее от другого ее я…
 – Жак Лакан

11 декабря 2006: Роза Бацци, или Рози (домработница) и ее муж Олиндо Романо (мусорщик) решают действовать. План убийства тридцатилетней Рафаэллы Кастанья, их соседки сверху, они обдумывали давно. Им на руку был тот факт, что муж Рафаэллы, красавчик Азуз Марзук, на несколько дней уехал на родину в Тунис. Около 8 часов вечера, надев кухонные перчатки, они открыли дверь к соседке. Ключ остался у них от предыдущего жильца. Оказалось, у Рафаэллы гостит мама: Олиндо убивает мать с дочерью. Двухлетний сын Рафаэллы, Йозеф, истошно кричит. По примеру мужа Рози берет его за волосы и прокалывает ему шею – через полчаса мучений ребенок умирает от потери крови. Рози имела зуб и на него: «Этот парень постоянно орет», - часто жаловалась она. Затем они поджигают домашнюю утварь и мебель. Но пятидесятилетняя Валерия Черубини и ее муж, шестидесятилетний Марио Фриджерио, живущие по соседству, замечают дым и направляются к входной двери Рафаэллы… Олиндо убивает миссис Черубини и перерезает горло мистеру Фриджерио. Он останется жив: через несколько дней он выйдет из комы и даст показания против нападавшего. Впрочем, к тому времени следователи уже раскроют это дело.


После расправы Рози и Олиндо снимают запачканную кровью одежду и едут за десять миль в Комо, едят в МакДональдс и предусмотрительно сохраняют чек – это их алиби. Затем довольные возвращаются домой. «Наконец у нас наступит мир и покой», - с облегчением говорят они. «Ударила молния, лес выгорел и солнце будет светить вечно» (Поль Элюар). Все это произошло в центре Эрбы, процветающего, ничем не примечательного городка в Ломбардии, между Комо и Лекко, где живут трудолюбивые люди, истинные католики, в красивом поделенном на квартиры сельском доме.
Через два дня чета Романо должна была явиться в суд, поскольку Рафаэлла выдвинула против них обвинение. Некоторое время Романо обвиняли своих соседей сверху в том, что «от них слишком много шума». Иногда Рафаэлла и Азуз ссорились. Щадя гиперчувствительных соседей снизу, отец Рафаэллы позаботился о том, чтобы пол в квартире его дочери застелили ковровым покрытием, - но это не помогло. В один прекрасный день Олиндо грубо вцепился в Рафаэллу и она подала на него в суд, требуя компенсации в 5000 евро. Огромный штраф! Рози заявила следователям: «Мы были вне себя, это на нас напали, а потом пытались посадить на скамью подсудимых». Еще она жаловалась: «Миссис Кастанья над нами смеялась. Она всегда говорила, что выколотит из нас деньги, а потом выбросит их, потому что она не знала, что с ними делать».  Действительно, отец Рафаэллы, Карло Кастанья, - известный предприниматель, владелец модного сетевого магазина мебели и меценат; семья Кастанья – одна из самых влиятельных в Эрбе. Домработница и мусорщик считали, что девушка из богатой семьи с дипломом психолога их преследовала. Лучше всех их убить. Они собирались убить и Карло Кастанья, «из них всех самого большого мерзавца».

1. Сумасшествие?

Известие об этой расправе поразило общественность. Толпы туристов приходят на место преступления. Ужаснее всего кажется убийство маленького Йозефа. Рози и Олиндо (43-х и 45-и лет) без сомнения внешне не похожи на чудовищ: обыкновенные круглые лица, типичные для людей из низшего класса, к которому они принадлежат. «Эти Романо - люди тихие, молчаливые», - с сомнением говорят другие соседи. Особенно Олиндо выглядит хорошим человеком. Он далек от темного обаяния Энтони Хопкинса в роли Ганнибала Лектора. По-видимому, это жена его подговорила. Рози была родом из Брианцы. Соседи обвиняют ее в том, что она была «немного истеричка», так как довольно часто ссорилась с людьми в округе. Что же превратило двух бесцветных, довольно сварливых соседей в безжалостных мясников? Психиатров, выступающих в СМИ, спрашивают, не в психическом заболевании ли тут дело.
Увы, сегодня психиатрия насквозь пропитана ДСМ (DSM,diagnostic manual), диагностическим руководством, на котором все чаще основывается базовая подготовка новых поколений психиатров. ДСМ имеет дело только с выраженными симптомами и синдромами, его не интересуют психические структуры: согласно ДСМ, патология не имеет ничего общего с «нормальным» поведением. Человек либо страдает «психическим расстройством», поскольку у него проявляются симптомы а, б, в, г …, либо он здоров. Фрейд, напротив, рассматривал систематизированные в то время патологии в динамической связи с психическими структурами так называемой нормы. То есть можно иметь, например, «одержимый характер» и при этом не страдать медицински значимыми симптомами навязчивости.
Что же мешает нам считать такое дикое преступление как расправа в Эрбе, причины которой кажутся нам к тому же столь ничтожными, поступком сумасшедших? Объясняет ли безумие определенные экстремальные поступки или эти поступки являются выражением безумия? Известный психиатр и реформатор Франко Базалья частенько требовал от журналистов того времени заголовков типа «человек в здравом уме убил своего соседа»; но возможно также, что убийство соседей ipso facto относит убийцу к категории «душевнобольных». К сожалению, критика такого подхода, часто очень изощренная, предпринятая в анти-психиатрии 60-х - 70-х годов, (Лейнг, Эстерсон, Купер, Зац и т.д.), не оставила никакого следа: до сих пор душевная болезнь воспринимается как объективная реальность, существующая вне критериев и парадигм, используемых нами для различения «сумасшедших» и «здоровых». Поэтому необходимо устанавливать не то, сумасшедшие Романо или нет, а то, в какой степени их поступок – проникнутый тухлым запахом явной нормальности –обнаруживает безумие, таящееся в глубинах наших социальных отношений. Большинству из нас приходилось иметь дело с неуживчивыми, вздорными и ворчливыми соседями – но дело крайне редко заканчивается резней других жильцов. Хотя до убийства доходит нечасто, безумие сосуществования с соседями широко распространено.
Точно так же не имеет смысла спрашивать, кто из них двоих безумен. Случаи сумасшествия на двоих известны давно: оба человека - отец и сын, мать и дочь, брат с сестрой – страдают от одного и того же вида помешательства. Иногда оно распространяется на целую группу людей. Например, в 1978 году в Гайане 914 последователей Христианской Церкви Храма Последователей Преподобного Джима Джонса, объединенные страданием от какого-то преследования, совершили массовое самоубийство. Кажется, что Олиндо и Рози, души-близнецы, соединены своей психопатологической и судебной участью. Моя гипотеза состоит в том, что, даже при отсутствии выраженной параноидной патологии (психиатрические исследования, возможно, прольют на это больше света), их поступок все-таки был вызван паранойей.

2. Из Эрбы в Мэнс

Между тем, в Рози есть что-то патологическое, это подтвердит даже ДСМ: она помешана на чистоте. Дом Олиндо и Рози – святилище, больничный пузырек. Там нет ни пятнышка пыли. Случайность ли то, что Рози работала уборщицей? Она постоянно ссорилась с соседкой из-за того, что та вывешивала мокрое белье за окном: «Все пылинки летят ко мне в дом». Их единственная собственность помимо дома, автофургон, сверкал чистотой. В тюрьме первой просьбой Рози было позволить ей самой обстирывать себя и других заключенных. Они все еще расплачиваются за ипотеку и гордятся красивым диваном, купленным в рассрочку, срок выплат за который истекает в сентябре 2007 года. Друзей у этой безупречной пары, похоже, не было, соседи поражались боевому, жестокому, жесткому поведению Рози. Олиндо – «медведь», довольно ненадежный и, похоже, находится под каблуком у своей помешанной на чистоте жены. Он кажется убийцей в отраженном свете, луной, зажженной солнцем ненависти Брианса.
Кажется, Рози огорчает только одно: она так и не смогла стать матерью. У нее была внематочная беременность и выкидыш. А у этой Рафаэллы сверху был прекрасный ребенок, который вечно ныл и от которого «у нее голова раскалывалась»…
Что заставляет нас заподозрить у этой женщины паранойю? Во-первых, сходство с другими преступлениями, признанными параноидными. Наиболее известное из них - убийство сестер Папен.
Кристина и Леа Папен, которым тогда было соответственно 28 и 21, много лет проработали горничными в доме прокурора в маленьком французском городке Мэнс. Шел 1933 год. Однажды ночью после мелкой ссоры домработницы набросились на своих хозяек, мать и дочь прокурора. Они буквально выдавили им глаза, пока те были еще живы, затем забили их кухонными принадлежностями, размозжив им лица и, обнажив их половые органы, вырезали ляжки и ягодицы у одной жертвы и обрызгали кровью ляжки и ягодицы другой. После кровавой оргии менады помылись и легли спать в одну кровать, напуганные, но умиротворенные, восклицая: «Наконец, немного чистоты!» (Спокойствие, глубокое чувство освобождения после расправы охватило и Романо). И до, и во время судебного процесса они отрицали наличие у них вразумительного мотива для  своих действий. Это отвратительное преступление поразило не только французское общество, но и многих интеллектуалов, что мы видим и по сей день[1]. Сестры Папен будто «сошли к нам, вооруженные с головы до ног, из песни Лотреамона…», - в восторге писал Элюар. Идет время, но во Франции это барочное преступление продолжает вдохновлять авторов на фильмы, эссе, рассказы, размышления.
В 1933 году в сюрреалистическом журнале Минотавр (Le Minotaureвышла статья о сестрах Папен. Ее автором был молодой французский психиатр, позднее ставший maître à penser (духовным учителем), Жак Лакан. Незадолго до этого он опубликовал свою диссертацию, посвященную паранойе, которая произвела глубокое впечатление на психиатров и писателей. Лакан первым во Франции всерьез применил идеи Зигмунда Фрейда к бредовым состояниям. Он утверждал, что сестры Папен совершили преступление в состоянии паранойи. По крайней мере, через пять месяцев, проведенных в тюрьме, одна из сестер, Кристина, стала испытывать сильнейшее чувство беспокойства с ужасающими галлюцинациями, она пыталась выцарапать себе глаза, как своим жертвам. Затем наступила депрессия, чувство вины, она отказывалась от еды и начала бредить. Свой приговор она слушала, стоя на коленях. Суд приговорил ее к смерти на гильотине на площади города Манс. Согласно Лакану, хотя только одна из сестер оказалась сумасшедшей, их поступок был вызван паранойей.
Лакан утверждает, что параноики избирают в качестве своих преследователей людей (обычно того же пола, что и они сами), которых прежде или в других ситуациях считали идеальными, Идеальным Эго. Например, я восхищаюсь Берлускони как идеалом, к которому стремлюсь. Если я поверю, что Берлускони преследует меня, так как именно он крадет почту у меня из ящика и т.п., то стану параноиком. Параноиков, в случае мании преследования, преследует их  Идеал. В самом деле, моя любовь к Берлускони отражается своей противоположностью, как в эффекте зеркала: вместо того, чтобы любить, он ненавидит меня… Если затем я перехожу к агрессивным действиям – например, отправляюсь на виллу Берлускони, чтобы напасть на него – то лишь для того, чтобы освободиться от удушающей угрозы, которую несет для меня мой Идеал, теперь превратившийся в моего преследователя. Но, в тайне, добавляет Лакан, это действиенаправлено на самонаказание: в глубине души я, параноик, понимаю, что меня поймают, будут судить и признают виновным. Я совершаю это преступление не только чтобы избавиться от Преследователя, мое преступление несет своей целью наказать меня самого как преследователя своего Преследователя. Почему?  Потому что – вновь обращаясь к нашему примеру – хотя Берлускони и стал моим врагом, он все еще сохраняет черты моего идеала: пытаясь убить плохого Берлускони, я в то же время  избавляюсь и от него хорошего, за это-то я и должен быть наказан. В глубине души параноик понимает, что зло, которое он уничтожает в другом, есть отражение его собственного зла.
Если считать, что преступление Романо было вызвано паранойей, то что делает их главную мишень, Рафаэллу Кастанья, их идеалом? И в какой степени можно считать это преступление подсознательным актом самонаказания? Будем считать, что (параноидальной) душой преступления была Рози, а ее муж был лишь исполнителем. Рафаэлла действительно обладала всеми необходимыми качествами, чтобы быть для Рози идеалом: дочь высокопоставленных, верующих родителей, она вышла замуж за красивого молодого человека и у нее было то, чего не могло быть у Рози, - ребенок. Уверенная в себе, агрессивная – как и сама Рози, у нее определенно был дар убеждения – Рафаэлла вышла замуж без согласия родителей, в лучших романтических традициях: на их с Азузом свадьбу родители не пришли, хотя позднее смирились с выбором дочери. В этом мы видим еще одну аналогию с судьбой Рози: она тоже порвала с матерью все отношения, уехав в 2000 году из Канцо, где они вместе жили в маленькой квартирке; с тех пор они с матерью не общались. К тому же, Рафаэлла жила сверху, над Рози, а для некоторых то, что они живут под кем-то, кажется символичным. Может ли убийство молодой женщины из богатой семьи домработницей в годах быть своеобразной формой  классового конфликта?

 3. От гама к сожжению

По Лакану, паранойя изначально преступна: ей всегда присуща склонность к преступлению, почти всегда – к возмездию, часто ей сопутствует ощущение наказания, иными словами – мер, вытекающих из социальных идеалов. Иногда она даже отождествляется с совершением нравственного поступка, приобретает значение искупления (самонаказания). Все это мы находим в эрбской расправе. Рози и Олиндо мстят семье своей соседки, наказывают их за то, что те якобы были слишком шумными, но, совершая этот нравственный поступок, они приходят к искуплению.
Ощущение самонаказания возникает от того, как неуклюже, наивно, сумбурно было совершено преступление. Зачем, например, было поджигать домашнюю утварь жертвы, тем самым привлекая внимание других соседей? Это определенно было символическим очищающим сожжением, подобно тому, как церковь сжигала на костре ведьм и еретиков. Рафаэлла была для них ведьмой, а ее семья, объединившая католическую Ломбардию и мусульманскую Африку – семьей еретиков. Тем не менее, этот поступок сделал дилетантское преступление гораздо более опасным. Мне скажут, что они поступили так просто по глупости. Да, запас глупости у многих из нас трудно переоценить. Но здесь есть нечто большее. Олиндо никак не отреагировал на известие о том, что Фриджерио остался жив, может выйти из комы и рассказать, кто перерезал ему горло. Он не впал в панику, они с женой не попытались бежать в соседнюю Швейцарию. Напротив, все обратили внимание, что Рози после преступления стала спокойнее, больше улыбалась. «Когда нас здесь не будет, вы вспомните вашу соседку», - сказала она. Относились ли ее слова к тому, что она … сядет в тюрьму? Возникает ощущение, что убийцы преспокойно жили дальше в ожидании, что их разоблачат и арестуют. Как будто пара тысяч евро, которые им, возможно, пришлось бы заплатить Рафаэлле за причиненный ущерб, была недостаточным наказанием за то зло, которое они в тайне несли в себе: они чувствовали, что заслуживают пожизненного заключения. Будто строгое наказание, которое их ожидает (если только адвокаты не докажут их частичную неправоспособность в силу психического заболевания), было единственной мерой их мучений. Исправительная колония оказывается интегральной,  образующей частью их поступка.  
Отнесение убийств в Эрбе к параноидальным преступлениям не стирает их социологическое значение, как раз напротив. Сразу после расправы подозрение СМИ легло на мужа Рафаэллы, Азуза, который уже отсидел за контрабанду наркотиков и разбой. Затем выяснилось, что в то время Азуз был в Тунисе. Этого для многих оказалось достаточно, чтобы оценить поступок Романо как «ксенофобию» или «преступление на почве расизма». Некоторые говорили, что «весь город вложил оружие в руки этих двоих». Конечно, расистское прочтение преступления всегда возможно.
В средние века цензура над взаимоотношениями, считающимися необычными, незаконными, скандальными или даже греховными, принимала форму гама: множество жителей выходили на улицы и устраивали дикий грохот, издавали как можно больше шума. Мог ли долгий, шумный конфликт между Романо и семьей Кастанья и Марзук быть частной формой средневекового гама? Не было ли это протестом против союза, идущего «против культуры» (а именно это мы имеем в виду, говоря «против природы»)? Богатая девушка из замечательной католической семьи выходит замуж за араба-мусульманина, попавшегося в сети организованной преступности.
Мы не отвергаем все эти возможности, а лишь пытаемся найти им место в сфере движущих сил паранойи, которые всегда являются также и социальными.

4Кондоминиум паранойи

Паранойя распространена гораздо больше, чем обычно полагают. Иногда мы обнаруживаем, что наш сосед сверху или безупречный коллега, работающий за соседним столом, долгие годы живут в потрясающем бреду. Параноик – это не обязательно человек, держащий правую руку под левым отворотом пиджака, потому что он считает себя Наполеоном. Иногда параноидальные миры наших соседей по этажу выходят на поверхность – например, несколько лет назад на Сицилии мужчина безжалостно убил семью своего соседа в полной уверенности, что они приносят несчастье. Однажды ко мне пришел успешный инженер и поведал, что почти каждую ночь его похищают демоны и летают с ним по миру… Шизофрения поражает нас, потому что носит характер захватывающего разрушения, иными словами она поражает нас своей сакральностью, а паранойя погружена в обычную, будничную жизнь, она грубая и мирская.    
Но этот параноидальный поступок в провинции Комо совершен на почве ужаса перед грязью, который, в свою очередь, глубинно связан со страхом перед соседями. Для этих убийц соседи приносят грязь (прежде всего материальную, но в конечном итоге и моральную). «Возлюби ближнего своего как самого себя» - редко обращают внимание на то, что Иисус не просит нас любить все человечество, любить человечество довольно просто. Он просит нас любить своих ближних, а это гораздо труднее. Потому что наши соседи обычно представляют для нас угрозу.
Известны случаи, когда два человека – мать и дочь, две сестры или муж с женой – в конце концов остаются жить в стерильном, безупречно чистом доме, из которого они выходят все реже и реже и куда никому не позволено входить. Иногда они обматывают ручки в своем жилище нейлоном или пластырем, чтобы не подхватить какую-нибудь заразу. Они часами сидят в ванной, совершая бесконечные омовения (таким человеком был магнат и кинопродюсер Говард Хьюз – герой знаменитого фильма Скорсезе «Авиатор» (2004 г.)). Мы справедливо интерпретируем эту ипохондрию, возникающую при контакте с грязью, пылью, другими людьми как гигантскую метафору отстранения от Другого. Другого с заглавной буквы, потому что это не просто попытка избежать контакта с другими смертными: Другой воплощается в моем соседе, но остается за пределами его тела. Люди, помешанные на чистоте, боятся того, что другой, отличный от них самих – в случае, если он пространственно к ним близок – может поставить их под сомнение, дезинтегрировать их.  Незнакомец, человек противоположного пола или другой национальности – все это фигуры Другого, угрожающего целостности и единству человеческого Я. Такова психическая, эмоциональная и метафорическая основа любой ксенофобии – страх перед иммигрантами является крайней формой ипохондрического расстройства на социальном уровне. Окружающая среда должна быть очищена от пятна инобытия – в конце концов, что такое грязь, как не то, что является «другим» по отношению к тому, что я считаю своим? Разве чистое – это не то, что мнесвойственно? Во французском слово «свойственный» (propre)означает «собственный» и «чистый».   
В случае с Рози загрязнение, которое необходимо было устранить, было не только тактильным или химическим, но и акустическим. Рози чувствовала, что звуки, исходящие из квартиры выше этажом, вторгаются, проникают в нее. Большинству из нас приходилось иметь дело с соседями, которые постоянно жалуются на то, что мы шумим. С соседями, для которых нашей тишины всегда недостаточно. Дело в том, что окружающие шумы вторгаются и проникают в нас, только если они нас очень интересуют. Живя в больших городах, мы окружены разнообразными шумами, но почти не замечаем их, потому что не придаем им значения. Гиперчувствительность к шуму, издаваемому другими людьми, выдает тайный, возможно, порочный интерес к жизни наших соседей, акустический эквивалент вуайеризма, который можно назватьэкутеризмом. Рози жаловалась на частые ссоры соседей сверху – но не потому ли, что они и любовью занимались слишком громко? Страдания и удовольствия наших соседей тревожат нас потому, что они нам интересны: близость к их переживаниям одновременно и прельщает, и представляет для нас угрозу. Таким образом, тончайший звук, исходящий из чужой квартиры, в нашей становится рокочущим громом. Рози, экутеристка, должно быть, находила жизнь женщины, которую затем убила, чертовски интересной.
И все-таки столь распространенный страх перед навязывающими нам свое присутствие соседями – это обратная сторона важнейшей зависимости от соседства: жизнь не для соседей, азасчет них. Наши грешные, грязные, шумные соседи, от которых нам надо избавиться, одновременно являются нашим единственным миром, пространством, в котором мы, по нашему представлению, находимся и живем. Пространственная близость к другому не считается случайностью, а возводится в ранг экзистенциального условия: если мой сосед будет жить, я умру – и наоборот. Но если я могу жить только благодаря смерти моего соседа, то его упразднение, к сожалению, свидетельствует о необходимости его присутствия. И если, как я предполагаю, мой сосед был или мог быть идеальным образом меня самого, то мне кажется, что я могу существовать только в противостоянии этому своему Идеалу, который на меня давит – идеалу, обратной, отвратительной стороной которого является другой (мой сосед). Здесь мы видим, как паранойя в действии вычерчивает реальную возможность выстраивания наших социальных отношений: соблазн считать сограждан, моего соседа злейшим врагом, именно потому, что его или ее присутствие для меня необходимо.   

5. Восстановление порядка

Согласно Фрейду, другой – преследователь – являетсяаналогом параноидального субъекта. В самом деле, часто это люди одного пола. Лакан делает акцент на идеальном характере этого другого, являющегося идеализированным отражением субъекта. Важно также подчеркнуть иерархическое превосходство Другого: он является хранителем или проводником внешнего социального закона, который выходит за границы семейного мира. Однако, преследуя (параноидального) субъекта, Другой нарушает закон, гарантом которого он должен выступать. Самый известный параноик столетия, судья апелляционного суда Дэниэль Пауль Шребер (знаменитые статьи о нем написаны Фрейдом, Бенджамином, Канетти, Калассо и некоторыми другими авторами) был убежден, что его одновременно желает и преследует конечный Другой – Бог. Бог будто бы пытался совратить его с намереньем превратить в женщину. Шребер в отчаянии объявлял такое использование своего тела «противоречащим Мировому порядку». Можно сказать, что любая паранойя предполагает нарушение Мирового порядка, в котором повинен Другой.
Мне представляется, что для Рози семья Кастанья нарушала воображаемый Мировой порядок. Девушка из хорошей семьи, с высшим образованием вышла за тунисца, который был « плохой партией», как часто повторяла Рози, а благоразумные Кастанья в конце концов стали защищать этот дикий союз. Гама было недостаточно: потребовался очищающий огонь.
Здесь в действие вступает негласный закон, по-видимому, играющий важную роль в том, что я бы назвал параноидальной законностью. Вообще, с жалобами на преследование, жертвами которого они являются, параноики чаще обращаются к юристам, а не к психиатрам. Такое обращение к закону не следует считать лишь защитой от предполагаемой угрозы. Параноики прибегают к помощи Закона как к нечту вне их взаимоотношений с преследователем. Это попытка субъективировать в глазах общественности слишком личные отношения. Когда параноики ранят или убивают, они – мстители.
Таким образом, для паранойи крайне важно обращение к сфереобщественного. При некоторых формах паранойи объектом бредовых идей становится публичный человек, знаменитость. При эротомании человек верит, что любим и желанен известной личностью, звездой, даже если они никогда не встречались. В случае бреда преследования параноик жалуется на клевету, ложные обвинения, сплетни. В целом паранойя – это всегда социальная патология – и в том смысле, что параноики наделяют общество своим жизненным опытом, и в том, что наша социальная жизнь погружена в параноидальные интерпретации. Как показал Лакан, бред интерпретации – это бред лестничной площадки в многоквартирном доме, улицы, форума (Лакан 1932, с.212).
В эрбском деле в суд обратились не Романо, а их жертвы – но результат был тот же. Романо утверждают, что решили сами вершить правосудие потому, что социальный суд их не поддержал: но для них это в любом случае было актом Справедливости. Мне кажется, что такое вовлечение широкой аудитории является важнейшей характеристикой любой паранойи. Паранойя всегда устанавливает связь между двумя несоизмеримыми сферами: сферой частной жизни, часто очень личной, и аудиторией, достигнуть которую субъект может только через средства массовой информации, с помощью коллективного социального спектакля. Можно ли отрицать, что Романо стали авторами огромного ужасающего медиа спектакля?
Подводя итоги, можно сказать, что в большинстве форм паранойи мы находим следующие аспекты:

а) Субъект преследования – это (часто) человек того же пола и в особенности тот, кто имеет более высокий социальный или правовой статус. Не случайно для Романо принцепс преследователя – предприниматель Карло Кастанья, «из них всех самый большой мерзавец».

b) Параноидальный бред обычно развивается в определенныхлогических границах – в том смысле, что его действующие лица сталкивают две различные сферы: общественную и частную; другими словами, бред обнаруживает этический и социальный Беспорядок. Параноик обычно чувствует себя разбитым из-за нарушения Мирового Порядка.

 c) Истоки любой паранойи лежат в тончайшем ощущении, что «надо мной смеются»; это основополагающее чувство, поскольку оно обнаруживает скрытый подтекст, даже если субъект и не знает, какой именно. Рози жаловалась, что Рафаэлла над ней смеялась.  

d) Важность того, что Джакомо Контри назвал «переходом к правовым действиям»: параноик прямо или косвенно привлекает общественные правовые учреждения, придавая частной драме характер публичного скандала и дела, разобраться в котором должны судебные инстанции и установленный Порядок. В эрбском деле привлечение законодательства было пассивным, его пара добилась своим поведением, хотя они ощущали вмешательство правосудия насмешливым отражением Справедливости.  

Поступок, вызванный паранойей – это трагическое решение проблем взаимоотношения между нашей мнимой индивидуальностью и нашими соседями. Мир полон Роз и Олиндо – к счастью, только потенциальных.

G. Contri (1987), "Il lavoro di querela", La Psicoanalisi, 1, April 1987, pp. 178-189.

S. Freud (1910), "Osservazioni psicoanalitiche su un caso di paranoia (dementia paranoides) descritto autobiograficamente (Caso clinico del presidente Schreber)", 1910, Opere, vol. 6, Boringhieri, Torino, pp. 339-406; GW, 8, pp. 240-319.

J. Lacan (1932), De la psychose paranoïaque dans ses rapports avec la personnalité; republished [year not stated] by Seuil, Paris.

J. Lacan (1933), Motifs du crime paranoïaque. le crime des soeurs Papin, reprint [year not stated] in Editions des Grandes Têtes Molles de Notre Epoque, Paris.


[1] Этот случай лег в основу самой известной пьесы Жана Жене, «Служанки» (Les bonnes) (1947), поставленной на многих языках. В 1963 Никос Папатикас представил нашумевший фильм «Глубины» (Les abysses), также основанный на этом преступлении. В 1995 вышла «Церемония» (La CérémonieКлода Шаброля. Историю двух легендарных убийц проследил в своем документальном фильме «В поисках сестер Папен» (En quête des soeurs Papin) Клод Вентура (2000). (См. -https://my-hit.org/film/18316/).

Конференция в УКУ.

$
0
0
Эта конференция была насыщенна множеством идей, материалами последних эмпирических исследований, тёплой атмосферой. СпасибоMaryana Mykolaychuk и Г.В. Католик (вся Ваша кафедра) за организацию.Наталья Цезарь спасибо за общение. См. новости - http://ucu.edu.ua/news/33513/

Готовится к изданию новая книга.

$
0
0
В последнее время все чаще обращаются за помощью люди испытывающие сексуальное влечение к своему полу (как у практикующих христиан, а также люди с не христианским мировоззрением), т.е. речь идет о помощи людям с выраженными состояниями эгодистонической гомосексуальностью, а не эго-синтонического г.). Отсутствие адекватной психотерапевтической стратегии для решения подобных проблем ставит новую задачу поиска адекватных теорий и практик для помощи клиентам в этой области. Мы с коллегами (немецкий институт Jugend und Gesellschaft) начинаем работу над изданием книги известного специалиста из США Др. Джозеф Николоси (Joseph Nicolosi, Ph.D.), клинический психолог, в своей работе придерживается «репаративной терапии» (E.Moberly), основатель психологической клиники Фомы Аквинского, бывший президент NARTH (National Association for Research and Therapy of Homosexuality - http://www.narth.com/ - "Supporting every client's right to live a life congruent with their freely chosen values"!). Книга говорит о причинах этой проблемы, предложена терапевтическая стратеги помощи в состоянии эгодистонической гомосексуальности (т.е. состояние, в котором человек испытывает конфликт между собственными ценностями и гомосексуальными влечениями, и воспринимает гомосексуальные желания как нечто чуждое себе) о роли семейных отношений и социального окружения в формировании сексуальной ориентации... А также о том, к кому обращаться за помощью, если окажешься в тупике на этом непростом пути. Мы надеемся не только на издание книги Joseph Nicolosi, Ph.D., но и открытие обучающих программ для психологов в этой области в будущем.

Открытая лекция А.Лэнгле.

Burnout psy-therape group.

$
0
0

                                        Терапия психоэмоционального выгорания.

















Авторами и ведущими программы являются:

Струневич Елена– более 9-и лет преподавательской деятельности в ведущем ВУЗе страны; автор ряда авторских курсов помощи семье в кризисных ситуациях; исследовательский интерес: профессиональная идентичность, семейная, детская психология и психологическое консультирование, экзистенциально-аналитическая психотерапия, арт-терапия.



Халанский Вячеслав— психолог-консультант, экзистенциальный аналитик;
исследовательская направленность - междисциплинарное изучение; спикер-участник
международных конференций и образовательных программ; организатор обучающих программ по психологии совместно с украинскими и зарубежными психологами и терапевтами; участник международных психологических проектов, в частности, таких как: EMCAPP; Eastern and Central European Mental Health Advisory Group, Medical Institute for Sexual Health, USA; GLE-International); исследовательский интерес: диалог в эффективной коммуникации при решении конфликтов; манипулятивные стратегии; междисциплинарные исследования.

Веретенникова Виктория– Психотерапевт, кризисный психолог. Специализируется на посттравматических стрессовых расстройствах, травмах потери, помощи при разводах, психологическом сопровождении онкобольных и их семей, психосоматических расстройствах, личностных кризисах, депрессиях, фобиях, тревожных расстройствах. Тренер программы подготовки волонтеров  «Райдуга життя» для детского онкоотделения. 







          Положительная динамика терапевтического процесса обеспечивается:

1- опытными, высококлассными специалистами;
2- пребывание в безопасном рекреационном, безоценочном пространстве;
3- через подход: восстановление ресурса человека – как целостной психофизиологической системы;
4- восстановлением и усилением психического и физического ресурса;
5- предоставлением знаний и освоение навыков, направленных на самостоятельное применение, позволяющих самостоятельно справиться с неизбежными сложностями и кризисами, рациональному его использованию психо-ресурса, гигиену ментального пространства;
6- интегрирование новообретенных навыков в повседневную жизнь персоны с
целью повышения стрессоустойчивости, продуктивности, общей гармонизация состояния человека;
7- многоуровневый подход: экзистенциальный анализ, работа с телом, когнитивные процессы, бессознательные процессы, работа с сознание, мозговыми процессами;
8- подбор участников группы по критерию групповой продуктивности;
9- глубокой проработки за счет малого объема групп;
10- достижение психологического результата через работу с телом и достижение баланса тела и организма через психологические техники).

1 МОДУЛЬ

БАЗОВЫЙ

Работа 1-го модуля направлена на:

- выявление индивидуальных причин выгорания

- проработку симптоматики и деструктивных состояний;

- активацию ресурсов, опоры и безопасности;

- восстановление психического и физического ресурса;

- заботе о себе;

- работу с телесными проявлениями последствий стресса и выгорания;

- чуткость к сигналам тела, освоение телесных и дыхательных

инструментов-помощников в повседневной жизни;

- практические пути устранения выгорания и превентивные техники

- выявление ловушек, которые неизбежно ведут к выгоранию

- целостность и интеграцию самости.

Основываясь на многолетнем опыте и значительных результатах работы немецких психологов над проблемой Синдрома эмоционального выгорания, существующих потребностях, ментальных особенностей, исторически обусловленных аспектах, была создана программа работы терапевтических групп.

Эмоциональное выгорание или burn-out — это проблема, которая «на слуху» у каждого современного человека. Случаи выгорания стремительно увеличиваются с каждым годом у представителей профессий, предполагающих работу с людьми и личностей, занимающихся любой иной деятельностью, которая связана с регулярным и интенсивным (а мера каждому своя) взаимодействием с людьми.

Более 40-а лет назад, будучи выделен в отдельный симптомокомплекс американским психологом Фрейденбергом, Синдром эмоционального выгорания, не безосновательно, уже отнесен к Международному классификатору болезней. Основанием для этого стали выявленные последствия, вызванные им заболевания и расстройства к которым, как выяснилось, приводит выгорание.

На лицо серьезность вопроса. Но почему специалисты разных стран мира уже несколько десятилетий уделяет этой проблеме так много внимания? На этот вопрос отвечает статистические данные исследований СЭВ. О многом говорит уже тот факт, что СЭВ является важной темой в вопросах внутренней экономики Германии, касающихся здоровья и здравоохранения. Ведь статистика последних десяти лет, указывает на то, что случаи СЭВ выросли в двадцать раз, а процент сотрудников крупных компаний, страдающих от выгорания, составляет около 10%, и это самый низкий показатель в странах Европы. Характерно, что для стран ближнего зарубежья, этот показатель составляет более 30%.

Цифры существенные, следовательно, выгорание – важнейший фактор влияющий на исход жизнедеятельности и труда, как самого человека, так и тех, кто с ним взаимодействует и зависит от него в семье, социуме, за рулем автомобиля и на борту самолета, в реанимации и на приемном покое, организовывая праздник близким и трудовые условия в коллективе, работая за учительским столом, прогуливаясь по парку родного города, задерживая подроста за хулиганство (а возможно и самые тяжкие, бесчеловечные деяния), в целом по жизни, во всех ее проявлениях и областях. Согласитесь, весьма существенное влияние... Чего стоит пренебрежение им.


Социальные последствия психоэмоционального выгорания:

- образование новых и обострение скрытых конфликтов с близкими;

- отсутствие удовольствия от общения и эмоционального обмена с близкими и окружающими

- оскуднение межличностных контактов

- погруженность в себя и невозможность иметь интерес к близким

- как результат – обрыв или разрушение семейных связей

- снижение интереса к хобби

- ощущение изоляции, непонимания другими.

Профессиональные последствия:

1- утрата интереса к работе и профессии в частности
2-снижение качества и объемов выполняемой работы
3- стимулы в виде новой должности, повышения зарплаты, бонусов, привилегий и пр. не
производят необходимого эффекта, то бишь не дают мотивации к улучшению качества труда или...необходимой заинтересованности
4- как следствие, в итоге потеря места работы и невозможность оставаться в профессии
5- катастрофическое снижение трудоспособности (не зависимо от рода деятельности, заняты ли Вы по жизни медицинской практикой, воспитанием детьми, политикой, домашним хозяйством или бизнесом, творчеством, или учитесь)

Физические показатели здоровья в следствии СЭВ:

1- хроническая усталость (порой скрывающаяся за фасадом лени, апатии)
2- мигрени
3- ослабление иммунной системы
4- нарушения сна
5- постоянные и периодические боли в суставах, спине, мышцах
6- невозможность восстановить затраченный ресурс через отдых
7- обострение хронических заболеваний
8- колебания давления


Заболевания и расстройства:

- «аварийный режим» работы организма (на психическом и физическом уровне)
- бессонница
- общее ухудшение состояния здоровья
- утрата желания (Различных его аспектов. Принцип и механизм воздействия здесь один.)
- истощение
- язвы и воспалительные заболевания
- кожные заболевания, дерматология
- сердечно-сосудистые заболевания
- деформация личности
- тревожные состояния
- когнитивные расстройства
- эмоциональная нестабильность
- отсутствие критичности к своему состоянию
- алкоголизация\наркотизация
- депрессивные состояния
- заболевания ,угрожающие жизни человека.

Это лишь очевидные последствия выгорания, доступные для выявления при самодиагностике. Глубина же масштабов айсберга, в полной своей мере, как и механизмы его возникновения, очевидны специалистам, которые исследуют и справляются с СЭВ выгорания на различных уровням целостной психофизиологической системы, которой и является человек.

О многом может сказать тот факт, что в Украине не ведется официальная статистика высветляющая данную проблему, а следовательно, и забота о собственном состоянии лежит на каждом персонально.

В ходе работы в группе участникам обеспечивается:

- трансфер до места проведения,
- 4 разовое питание,
- размещение,
- психотерапевтическая работа группы специалистов,
- необходимый уровень конфиденциальности со стороны организаторов и ведущих.


------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Ближайшая дата проведения: 1.07-4.07

Заполнить Анкету Участника:   https://drive.google.com/open?id=0B0ffb9epwayCRUdVZTZMOFA3MTQ
Отправить анкету: burnout.ptvidnova@gmail.com

После получения анкеты, мы свяжемся с Вами в ближайшее время.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Наукова частина

$
0
0
Уміння людини на лідерських позиціях співпрацювати з іншими, приймати інакшу точку зору і не загострювати конфлікти залежить у великій мірі від її раннього досвіду довірливих стосунків у сім’ї.


Мое дослідження та виступ на конференції - http://ucu.edu.ua/news/33540/

Проблема эмоционального выгорания.

$
0
0


Знаете кто это на фотографии? Это ‪#‎Robert‬ Enke. Но об этом чуть ниже. 

Я слышал и продолжаю слышать истории о том, как люди занимающие a high positions (а также их подчиненные) находятся в состоянии истощения, которое приводит к параличу сил, чувств и сопровождается утратой радости по отношению к привычной деятельности. Интуитивно я понимаю, что ‪#‎burnout‬ - это актуальная тема, но ускользающая от "внимательного взора"в своей жизни и жизни моих знакомых (особенно кому за 30 и 40 лет). Обычно мы говорим: "нужно расслабиться", "оторваться"и т.д. Но вот когда я познакомился с Dr. Lothar Schattenburg и послушал его доклад и увидел его модель практической работы с группой с проблемой #burnout, тогда я больше понял всю актуальность этой темы. Dr. Lothar Schattenburg около 40 лет с коллегами разрабатывал свою концепцию помощи тем, кто переживает симптомы эмоционального выгорания. Я немного опешил от этого. И переспросил так ли это. На что он подробно рассказал о своих исследованиях. В терапии по шагам продумано буквально все. Это не алгоритм, но досконально изученный терапевтический процесс. Dr. Lothar Schattenburg работает в клинике со своими пациентами специализируясь именно на проблеме #burnout. 

А теперь о Robert Enke. Профессор в своей презентации упомянул о нем. Robert Enke играл за «Ганновер 96» в немецкой Бундеслиге. В 2002 году Энке перешёл по свободному трансферу в «Барселону». 10 ноября 2009 года в возрасте 32 лет. В 18:25 по местному времени Энке остановил автомобиль в 10 метрах от рельсов и пошел вдоль путей. Приблизительно через сто метров его сбил экспресс Гамбург-Бремен, поезд ехал со скоростью 160 км в час. Dr. Lothar Schattenburg говорил о том, что именно эта история отражает всю серьезность проблем эмоционального выгорания (известно, что Роберт обращался за психиатрической помощью ещё в 2003 году, когда не смог закрепиться в основном составе «Барселоны». С того времени он постоянно наблюдался у психиатра, страдая от депрессии и страха потерять работу и семью). Мы начали такую инициативу по профилактики #burnout ориентированную 
для ‪#‎врачей‬‪#‎педагогов‬‪#‎социальныхработников‬,‪#‎менеджеров‬‪#‎leader‬ - людей помогающих профессий. С 15 июля проводим один из таких модулей. Контактная информация: burnout.ptvidnova@gmail.com; тел. - 096.253-13-25
https://www.facebook.com/profile.php?id=100012379271567

ДИАЛОГИ С БОЛЬЮ

$
0
0
ДИАЛОГИ С БОЛЬЮ: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА КАТАСТРОФЫ РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ: ТРАВМА: ПУНКТЫ: СБОРНИК СТАТЕЙ / СОСТ. С. УШАКИН И Е. ТРУБИНА. М.: НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ, 2009. — 936 с. Наши слезы высыхают быстро, особен- но если мы льем их над чужою бедой. Марк Туллий Цицерон Один замечательный человек сказал мне, что Постмодерн являет- ся самой большой травмой современности, культурным проектом с масштабными социальными последствиями, а деконструкция как практика постмодерного мировоззрения несет в себе постоянную уг- розу травмирования. Рассмотрение современного мира в категориях глобальной катастрофы указывает на кардинальное изменение пози- ции социальной науки, самóй оптики исследовательского видения. Пётр Штомпка говорит о невозможности более рассматривать соци- альные изменения как безусловное благо, последовательные шаги на пути неминуемого прогресса [2, с. 6].



 Позитивистская перспектива сменяется более чуткой понимающей наукой, стремящейся познать свой объект, признающей за ним право обладания аутентичным дис- курсом травмы. Книга «Травма: пункты», опубликованная Новым литературным обозрением, представляет собой труд поистине энциклопедический по объему и тематической широте, глубоко раскрывающий аспекты сложной и трагической текстуры жизни человека страдающего. Изда- ние включает шесть самостоятельных разделов, каждый из которых представляет собой корпус статей, объединенных единой темой, рас- крывающей ту или иную сторону травма-процесса. Вступительная и заключительная статьи научных редакторов книги Елены Трубиной и Сергея Ушакина проясняют композиционные повороты книги, разма- тывающие словно клубок многослойную и порой противоречивую проблематику травмы. Трагический опыт далеко не всегда становится травмой, одни со- бытия остаются в памяти как драматичные и памятные, другие же останавливают сам жизненный процесс, травма парализует естест- венный ход истории, меняет целый мир как отдельной личности, так Социологический журнал. 2010. № 3 170 и целых групп. Для того чтобы событие приобрело в обществе статус катастрофы, трагедии общественного масштаба, необходимы усилия организованных сообществ, появление которых возможно лишь в ус- ловиях лояльности институциональной среды. Таким образом, собы- тие имеет значительно меньше шансов обрести статус трагедии, если его жертвы разобщены в пространственном и социальном ключе и они не представляли собой институционального единства до произо- шедшего. Так, например, аномальная жара в Чикаго в 1995 г., унес- шая более 700 жизней, не оставила в общественной памяти амери- канцев какого-либо глубокого следа, в то время как ураган «Эндрю» (1992), нанесший экономике США значительный ущерб, а человече- ские потери в результате него были минимальными, расценивался как катастрофа национального масштаба. Именно в этом ключе статья коллектива авторов Сюзан Ульберг, Пауля Харта и Селесты Бос «Длинная тень беды…» рассказывает о различиях в ресурсных воз- можностях разных групп, или «стихийных сообществ памяти», вли- ять на процесс социальной и политической проработки памяти, уча- ствовать в ее публичной нарративизации, оказывать влияние на скла- дывающийся дискурс катастрофы, который останется в общественной памяти этого и будущих поколений. Демаркационные линии разло- мов делят жизнь на до и после, порождая разрывы в понимании меж- ду людьми или поколениями, невозможность понять самого себя, стремление преодолеть травмирующий опыт и жить дальше. Некоторые события оставляют незаживающие раны в общест- венной психологии, разрушая единство и непротиворечивость соци- альной ткани отдельного сообщества или целой нации. Такие собы- тия можно отнести к категории культурной травмы, которая в социо- логии определяется как процесс, проявляющийся в коллективном сознании членов сообщества через ощущение того, что они стали не- вольными участниками «ужасного» события, которое навсегда оста- нется в памяти этой группы, безвозвратно изменяя ее будущую иден- тичность [3, p. 1]. Память поколений, не являвшихся непосредствен- ными свидетелями событий катастрофы, или постпамять, является важнейшей частью их культурной идентичности. В феномене вто- ричного свидетельства, о котором пишет Елена Трубина («Феномен вторичного свидетельства»), отражается необходимость осмысления человеком своей связи с историей, выражения своего отношения к ушедшим катастрофам и страх их повторения. Сложность подобного вторичного свидетельства заключается в необходимости осуществ- лять «работу памяти» в условиях многократного, в том числе и худо- жественного, воплощения травматического опыта, предшествующего новому свидетельству. Так, новое поколение не всегда согласно с ин- терпретацией событий устоявшегося нарратива культурной травмы, предлагая новые формы ее осмысления и видения. Обзоры, рецензии, рефераты 171

Источник: file:///C:/Users/Admin/Downloads/1167-2199-1-SM.pdf
Viewing all 177 articles
Browse latest View live